Федерация как идея выживания России
Все сегодняшние разговоры о перспективах развития страны вертятся, как правило, в рамках одной парадигмы — видения России как унитарного государства, — великой державы, желательно в виде обновленного СССР или хотя бы в виде Евразийского союза. Так думают не только сторонники нынешней власти, но и ее противники. Вот, к примеру, позиция члена координационного совета так называемой несистемной оппозиции Владимира Тора, позиционирующего себя русским православным националистом: «Я убежден, — говорит он, — что главной целью внешней политики России в XXI веке должно быть мирное и добровольное воссоединение в единую семью трёх братских народов — русских, украинцев и белорусов».
Отсюда постоянная ностальгия по «великому проекту» — СССР, постоянное прославление Победы и Сталина-государственника, при котором этот великодержавный проект достиг своего могущества. Отсюда планы укрепления российского унитаризма в виде государственного устройства даже более жесткого, чем Советский Союз.
Предполагается, что таким образом удастся гарантировать невозможность еще одного распада страны, подобного тем, что произошли в 1917-м и 1991-м. Некоторые деятели партии «Единая Россия» уже сегодня вынашивают предложения национальным элитам республик, находящимся в составе Российской Федерации, подумать об отказе от своего формально автономного республиканского статуса и считаться лишь территориальной частью единого государства.
Однако и так называемая прогрессивная общественность не слишком озабочена поиском альтернативы унитарному государственному устройству. Почему? Да потому, что она в целом разделяет ценности российского великодержавия, означающего оккупационную власть центра в отношении регионов и подвластного ему населения. Вот, к примеру, позиция редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова, высказанная им сразу после признания российским руководством независимости Абхазии и Южной Осетии: «Мне кажется, что без принятия всенародным референдумом новой Конституции, превращающей Россию в унитарное государство, в долгосрочной и даже среднесрочной перспективе единство страны будет сохранить очень трудно».
Можно сколько угодно рассуждать о необходимости честных конкурентных выборов, независимого суда, свободного телевидения, искоренения коррупции и даже выборов губернаторов, но в традиционных рамках российского унитарного государства они так и останутся фикцией. Альтернатива — это отказ от великодержавия и переформатирование страны по федералистскому принципу национально-государственного устройства с вытекающими отсюда основами внутренней и внешней политики. Для начала требуется провозгласить федерализм, записанный в Конституции, реально действующим принципом. Определить полномочия центральной власти. Вернуть выборы губернаторов. Дать регионам финансовую самостоятельность и право иметь собственную полицию, которая будет защищать подведомственное ей население и таким образом зависеть от него. Открыть дорогу малому и среднему бизнесу. Защитить законом предпринимателя и право частной собственности.
Федералистский принцип национально-государственного устройства совсем не означает призывов к распаду страны. Наоборот, реализация этого принципа предполагает наличие сильного центра, которому регионы делегируют полномочия для представления своих интересов на международной арене и для определения основных направлений развития страны. Такой принцип государственного устройства сразу изменит оккупационный характер российской государственности. Государственное устройство, предполагающее независимость регионов и их добровольное объединение для решения общих задач, представляется как раз наиболее органичным для стран с такой огромной территорией, как Россия. Это не означает и отказа от нормального стремления видеть свою страну великой державой. Но только тогда, когда народ будет не подвластным населением, а хозяином своей страны, региона, в котором живет, понятие «великая держава» наполнится совсем иным содержанием, означающим величие страны, а не безграничность власти правящей верхушки.
Конечно, переформатировать национально-государственное устройство страны по федералистскому принципу следовало бы гораздо раньше, сразу после августа 1991-го, когда центральная власть имела карт-бланш народа на реформы. Однако тот исторический шанс бездарно упущен. Я сильно сомневаюсь в том, что у Бориса Ельцина и его тогдашних советников вообще был какой-то потенциал для претворения в жизнь федералистского проекта государственного устройства страны, как думает Алексей Широпаев.
Что же касается реальной практики новой российской власти, то ею нанесен огромный ущерб самой идее федерализма. Вместо четкого разграничения полномочий центра и регионов во времена Бориса Ельцина были неясная позиция Кремля и соревнование амбиций с местной властью, закончившееся войной в Чечне и закреплением монополии института президентства. А с середины 1990-х верховная власть поставила задачу поиска объединяющей народ «национальной идеи». Тогда же и началась спецоперация по внедрению образа Сталина-государственника в общественное сознание.
Полагаю, что слишком оптимистично и другое заявление Широпаева о том, что «объективно дело идет к тому, что Россия перестанет быть империей, а, мы, русские — имперским народом». К сожалению, сегодня ситуация осложняется не только тем, что дискурс федералистского государственного устройства существует лишь на периферии общественного сознания. И не только тем, что за прошедшие десятилетия со времени распада Советского Союза многократно усилились как криминализация власти, так и деградация общества.
Положение усугубляется еще и тем, что в истории России нет прецедента перехода к федерализму. Не с чего брать пример и не к чему возвращаться. Был лишь факт обсуждения такой возможности, но и он крайне искаженно представлен в исторической литературе. В 1922-1923 годах, когда создавался Советский Союз, победило большинство Коммунистической партии, принявшее в качестве программы союзного строительства сталинский план автономизации. Единственная уступка, на которую пошел тогда Сталин, — это замена в нем РСФСР на СССР. В результате все национальные республики стали частью единого союзного государства и подпали под диктат центральной власти. Для утверждения своей политики Сталину и не требовалось особых усилий: великодеpжавие было (и до сих пор остается!) основанием политико-культуpного менталитета наpода России. Если в pезультате Октябpьского пеpевоpота страна сделала шаг к Азии (вместо шага к Европе), то следующий шаг был сделан в pезультате создания СССР. Имея один ЦК, одно Политбюpо, объединенное ГПУ, назначенных из центpа местных pуководителей, действовавших по секpетным диpективам из Москвы, паpтийная веpхушка могла без всяких пpепятствий пpоводить политику укрепления и ужесточения диктатуры азиатского типа. Так 30 декабря 1922 года и была заложена мина замедленного действия, взорвавшаяся в 1991 году. Исчезла скрепляющая Союз «вертикаль» партийного аппарата — и страна распалась.
Против СССР как унитарного государственного образования в 1922-1923 годах выступила лишь небольшая группа большевиков во главе с Владимиром Лениным. Причем это были в основном представители национальных меньшинств — Буду Мдивани, Филипп Махарадзе, Христиан Раковский, Георгий Сафаров, Николай Скрыпник, Мирсаид Султан-Галиев и некоторые другие. Особо следует отметить позицию Михаила Фрунзе, который на февральском пленуме ЦК 1923 года предлагал «подтвердить в категорической форме необходимость отделения органов управления Союза республик от существующих органов РСФСР».
Таким образом, Ленин и его немногочисленные союзники пытались отстоять государственную независимость республик, в том числе и РСФСР, исходя из представления будущей федерации союзных республик как объединения государств, организованных по советскому типу. Сталин же, наоборот, стремился к тому, чтобы полностью подчинить республики наднациональным органам Союза, рассматривая федерацию как единый государственный союз. Если Ленин предлагал закрепить за центральной властью прежде всего полномочия в военной и дипломатической областях, то Сталин, наоборот, концентрировал все полномочия в Москве. Для него оптимальное государство — это то, при котором «все стянуто в единое». Только такое государство может быть «колоссальным, сколоченным экономически и политически связанным» и «может пугать и держать в страхе врага». Величие государства для Сталина — это власть, руководство, кадры и тотальное закрепощение подданных.
Яснее всего тогдашнее противостояние со сталинским большинством выразил Раковский: «Вместо того, чтобы выработать действительную федерацию, которая обеспечивала бы для всех одинаковые условия революционного строительства, объединяла бы рабочий класс всех национальностей России на основе равноправия, данный проект (сталинский — И.П.) игнорирует, что Советская федерация не является однородным национальным государством». И далее Раковский не только заявил, что «союзное строительство пошло по неправильному пути», но и назвал национальный вопрос одним из тех «вопросов, который сулит гражданскую войну». А общую обстановку на XII съезде РКП(б) в апреле 1923-го во время обсуждения вопроса о национально-государственном строительстве охарактеризовал Карл Радек: «Партия как таковая курса по национальному вопросу еще не проходила... Большинство партии не понимает значения этого вопроса». Если заменить здесь «партию» на «общество», то получится характеристика современной российской ситуации. Диагноз не изменился и спустя 90 лет.
История противостояния небольшой группы большевиков сталинскому курсу на великодержавие развивалась на фоне болезни Ленина, его изоляции, попыток отчаянного сопротивления и предательства соратников. В январе 1924-го наступила смерть, обстоятельства которой до сих пор вызывают немало вопросов. Что касается его единомышленников по национальным проблемам, то все они были переведены на другую работу, а затем репрессированы.
Сегодня вопрос о федералистском будущем России — это уже вопрос выживания страны и сохранения ее национальной идентичности. Вопрос сегодня стоит так: или великодержавие или Россия! Или будущее страны или ее окончательная деградация.
