Про русский либерализм и кащеево яйцо
В октябре в Вильнюсе состоялся второй уже «Форум свободной России», собравший в литовской столице около двух сотен российских оппозиционеров, преимущественно либеральных. На нём выступили Каспаров, Кох, Муждабаев, Чирикова, Илларионов, Пионтковский и другие уважаемые эксперты, но мне почему-то запомнился другой эпизод.
В ходе одного из обсуждений из зала поднялась неизвестная мне дама в летах. Она произнесла крайне короткую и довольно бессвязную речь, которая завершилась словами: «Давайте соблюдать Конституцию!» — и на этом все собравшиеся засмеялись.
Должно быть, собравшихся развеселила форма речи, а не содержание. Потому что как раз в среде российской оппозиционной интеллигенции всенародно принятую в 1993 году и действующую по сей день Конституцию принято уважать. Забавно, что отечественный оппозиционер может активно не любить Россию, русских, принятые в последние годы законы (и есть, за что), — но основной закон страны даже этот нигилист трогать не решается.
Отчасти это обусловлено тем, что уже почти четверть века назад Конституция писалась людьми либеральных взглядов. Именно поэтому в ней есть много правильных и хороших локальных моментов: о свободе совести, свободе СМИ, свободе собраний, о многопартийности, о разделении властей. В 1990-е российская Конституция стала своего рода общественным договором, который закрепил деловые и товарищеские отношения между тремя ключевыми акторами российской истории: властью, интеллигенцией и народом.
Кроме того, для среднестатистического российского либерала средних (а то и преклонных) лет Конституция — это ещё и трогательные романтические воспоминания о его бурной молодости. Как для так называемых «старых большевиков» — память об Октябре 1917-го. Правда, что сделал Сталин с «ленинской гвардией» уже к концу 1930-х, известно. Возможно, поэтому и нынешняя власть особенно прессует не националистов или коммунистов, а именно породивших её либералов.
Всё это напоминает отношения повзрослевшего сына-алкоголика с его старушкой-матерью: лоботряс может даже поколачивать несчастную, но она такое скотское отношение терпит. И не только потому что податься ей некуда, но и потому что она его любит. А внук-народ всё это время, как водится, безмолвствует.
Да, следует признать: какими бы смелыми ни были речи российских либералов, они критикуют лишь частности. В целом политический режим современной России их устраивает. И это вполне логично, если учесть, что они этот режим во многом и создали. Не только написав Конституцию суперпрезидентской республики с фактически безграничной и ничем не сдерживаемой властью президента, но и, например, сфальсифицировав результаты президентских выборов 1996 года.
Не нужно быть профессиональным социологом, чтобы понять: если в феврале 1996 года рейтинг Ельцина колебался от 2 до 4%, то спустя полгода он не мог вырасти до 54%. Но он «вырос» ровно так же, как рейтинг «Единой России» в памятном декабре 2011-го. Просто вбросы, возмутившие наивную студентоту десятых годов, папам и мамам этой студентоты в девяностые годы казались единственным механизмом избавления от страшного тоталитариста Зюганова и возврата в ненавистный совок.
Только вот беда — совок вернулся и без Зюганова. И задним числом кажется, что с его победой катастрофы бы не случилось. В конце концов, во многих восточноевропейских странах левые приходили к власти уже через несколько лет после распада Варшавского договора — и это не приводило к апокалипсису.
А вот вбросы на выборах в девяностые годы привели к уверенности власти в своей полной безнаказанности. И это была уже вторая капля после первой — принятия Конституции имперского, жёстко централизованного государства с потенциально авторитарным режимом. Который не заставил себя долго ждать.
Русская интеллигенция по традиции настроена оппозиционно и привыкла всё делать наоборот, наперекор власти. И порой принцип «назло бабушке отморожу уши» играет с ней злую шутку. Вот в путинской России принято вспоминать о якобы ужасных, голодных девяностых с разгулом бандитизма и страной на грани распада. На это русская интеллигенция немедленно выдаёт противоположный миф: о том, как в девяностые молочные реки текли в кисельных берегах под мудрым руководством Ледовласого светоча либерализма.
Но на самом деле не правы ни те, ни другие.
Противопоставлять девяностые и путинизм — ошибка, независимо от того, где вы ставите плюс и где минус. Само это противопоставление ложно, в действительности его нет.
Путинизм — вполне логичное продолжение политики девяностых, которая всего за несколько лет провела экономический транзит и из госсоциализма построила госкапитализм руками «сислибов». При этом о демократическом транзите постперестроечные архитекторы нового режима, похоже, даже и не думали. Вспомним, что уже в 1998-1999 годах Ельцин рассматривал в качестве преемника исключительно «силовиков», выходцев из спецслужб: от Степашина и Бордюжи до Примакова и собственно Путина, на котором он в итоге и остановился. То есть вариант демократического руководителя страны вообще не рассматривался.
Сегодня либералы часто вспоминают, что при Ельцине, мол, и оппозиция (правда, в лице КПРФ) была ого-го, и свобода слова — например, программа «Куклы» на старом НТВ выходила. А вот о том, что сама государственность РФ началась с расстрела парламента страны в октябре 1993 года, как-то умалчивают. Или даже прямо его одобряют — об этом неоднократно писали и покойная уже Новодворская, и здравствующая поныне Латынина.
О том, что в девяностые, то есть при Ельцине, в России имели место заказные убийства политиков и журналистов (Маневич, Старовойтова, Листьев) сегодня тоже мало кто вспоминает. И «маски-шоу» в отношении оппозиционной медиа-группы «Мост» Гусинского — тоже.
Сейчас Ельцина часто представляют как образец либерализма, демократии и гласности. Сегодня его имя носят фонд, центр, библиотека (что само по себе смешно), словно сегодняшние отечественные демократы по сей день не понимают одной простой вещи: если политический режим Ельцина был демократичнее режима Путина — то это не в силу особого благородства Бориса Николаевича, а просто потому что оный не обладал возможностями нынешнего Кремля. Доброта и демократичность ельцинизма были обусловлены исключительно его бедностью и слабостью.
Сегодняшний Кремль и сегодняшняя Россия — плоть от плоти, кровь от крови всех предыдущих исторических эпох, в том числе эпохи 1990-х годов. Можно не одобрять и не принимать действующий режим, не нельзя не признать, что он абсолютно естественен и логичен для страны. Мы заслужили Путина.
И в этом отношении вызывающая бурю негодования позиция Ходорковского и Навального по Крыму не должна никого удивлять. Если, например, Немцов в 2000-м публично и однозначно поддерживал «антитеррористическую операцию» федералов на Северном Кавказе, то с чего бы сегодняшним российским либералам быть меньшими имперцами? Их позиция вполне последовательна и представляет даже некоторую преемственность.
Да простится мне цитата из классика марксизма-ленинизма, но сейчас демократической оппозиции в России впору решительно размежеваться. Время разбрасывать камни.
Если Навальный и Ходорковский считают, что Крым наш — отлично, это их право. Как и право всех остальных признать, что «Открытая Россия» ничем не отличается от «Единой России», «Справедливой России» и даже (о ужас!) «Другой России». Обёртки разные — суть одна. То есть максимум, что может предложить такая оппозиция — это смена Вовы и Димы на Лёшу и Мишу. Никаких сущностных изменений в этом случае не предвидится.
А вот всем остальным также следует быть последовательными: если ими не признаётся присоединение Россией Крыма, то почему признаётся присоединение Ичкерии? Этим силам целесообразно хотя бы сформулировать собственную программу, которая, безусловно, должна будет включать и реальную федерализацию, и приоритет права народов на самоопределение.
Пока таких сил в российской политике не наблюдается.
