14 июля 2016

Москва против Руси

Всегда правители Северо-востока - Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский, Иван Калита, Симеон Гордый, Василий Темный - хотели подмять Новгород, который, как пишет Л. Гумилев, «устойчиво сохранял свои западнические симпатии». Особо примечателен в этом ряду достаточно успешный антиновгородский поход Василия Темного (1456 г.), продиктованный прежде всего стремлением Москвы ликвидировать Новгород как альтернативный центр собирания русских земель. Уничтожить же Новгородскую цивилизацию, эту жемчужину Северной Европы, украшение Ганзейского союза, довелось его сыну, трусоватому, по-азиатски жестокому и хитрому Ивану Васильевичу III.

Итак, в 1471 году Иван III совершил свой первый поход против независимого государства и предал Новгородскую землю геноциду, приказав «убивать без разбора старых и малых» (Костомаров). Как отмечает Н. Карамзин, «Москвитяне изъявляли остервенение неописанное...». По подлой традиции под одними хоругвями с москвичами шла татарская конница, уже видевшая в Иване нового хана (кстати, на время похода великий князь поручил Москву своим сыновьям Ивану и Андрею, а также татарскому царевичу Муртазе, бывшему у него на службе; позднее, в 1518 году, сын Ивана, Василий, при приближении к Москве войск крымского хана, уехал из столицы, оставив ее на своего зятя, татарского царевича Петра). Разбив новгородский отряд у Коростыня, москвичи резали пленным новгородцам носы и губы и, изувеченных, отпускали в Новгород - для устрашения (татарская школа!). Решающая битва состоялась 14 июля 1471 года на реке Шелони. Московские летописцы утверждают, что рати Новгорода сразу же в беспорядке побежали; новгородский же летописец, напротив, «говорит, что соотечественники его бились мужественно и принудили москвитян отступить, но что татарская конница, быв в засаде, нечаянным нападением расстроила первых и решила дело» (Карамзин). Был заключен выгодный для Москвы договор, но само это говорит о том, что Новгород даже теперь все еще оставался государством. В результате этой войны «Новгородская земля была так разорена и обезлюдела, как еще не бывало никогда во время прошлых войн с великими князьями» (Костомаров). Более того: Иван Васильевич превзошел в данном случае самого Батыя, который при жизни так и не добрался до Новгородчины. Но зато дотянулся теперь, из могилы, рукой великого князя московского.

Следующий, роковой для Новгородского государства поход Ивана III состоялся в 1477 году. Поводом для похода послужило челобитье, поданное Ивану некими новгородскими послами. В этом челобитье, явно не отражавшем мнение новгородцев, и, вполне возможно, сфабрикованном при подсказке Москвы, великий князь именовался не «господином», как обычно, а «государем», в чем можно было усмотреть стремление Новгорода «под руку Москвы». Провокаторов-послов новгородцы казнили, а коварный Иван получил повод для окончательной расправы с ненавистным ему русским государством. Вновь вместе с москвичами на северную твердыню русскости шли татары. В конце ноября 1477 года татаро-московские полчища взяли Новгород в непроницаемую осаду, при этом развернув террор на остальной территории республики. В январе 1478 года новгородцы, истомленные голодом и болезнями, приняли условия московского деспота, суть которых сводилась к одному: «Вечевому колоколу в Новгороде не быть!» Новгородцев привели к присяге Ивану, по которой каждый обязан был доносить на ближнего, если услышит от него что-либо о великом князе - зараза бесчестия, привитая татарским кнутом, поползла и на Север. Новгородская Русь, самостоятельная и самодостаточная, страна Садко и Буслая, драккаров и кельтских крестов, превратилась в заурядную провинцию Московской Неруси.

Новгородцы не смирились с этим, продолжая сопротивляться включению в Евразийский Проект. Русское национально-освободительное подполье Новгорода, вновь установив контакты с кровнородственной Литвой, готовилось к восстанию. Узнав об этом, Иван осенью 1478 года в который раз пришел с войском на Северо-запад. Московская артиллерия методично расстреливала осажденный Новгород. В конце концов обессилевший русский город сдался. По приказу Ивана схватили 50 руководителей подполья и подвергли их пыткам. В итоге схватили еще 100 человек, которых пытали и вместе с остальными казнили. Более тысячи семей купеческих и детей боярских, т.е. цвет народа, были высланы из Новгорода и распылены по городам Московии. Спустя несколько дней под конвоем из родного города погнали еще семь тысяч семей. Поскольку дело было уже зимой, множество ссыльных умерло по дороге, так как людям не дали даже собраться. Уцелевших рассеяли по Московии, новгородским детям боярским давали поместья на чужбине, а вместо них вселялись московиты.

Эта картина геноцида очень напоминает раскулачивание-расказачивание, когда в очищенные от «генетических контрреволюционеров» станицы заселяли крестьян из центральных регионов. Парадигмы Проекта «Россия» поразительно устойчивы.

Новгород не сдавался. В конце 1480-х годов обнаружился заговор против московитского наместника. Множество новгородцев было арестовано, многих казнили. Более семи тысяч человек было выселено из Новгорода, на следующий год выселили еще тысячу. Новгородских землевладельцев переселяли в Московию, давая им там поместья, а Новгородчину наводняли помещиками-московитами.

Патриотические историки часто обвиняют Новгород в «измене», указывая на сближение республики с Литвой, ставшее ответом на московскую экспансию. При этом «забывают», что Господин Великий Новгород был самостоятельным государством, обладавшим правом выбора исторического пути. Забывают и то, что Андрей Боголюбский, обосновавшись в лесах Северо-востока, заложил первый камень особого культурно-государственного феномена - Московии. Собственно Русь осталась в Киеве, Литве и Новгороде. Московия сформировала, повторяю, особый, уже не русский тип культуры, государственности и личности, причем решающим фактором в этом процессе стало пребывание Москвы в составе Орды, а если брать шире - в составе Монгольской империи. В конечном счете москвитяне - это особый психологический тип, особая порода - протосовки - сформировавшиеся под татарами на примерах подлости собственных князей. Очевидно, здесь скрыты причины той лютой ненависти москвитян к новгородцам, что проявилась во время походов Ивана III. Отсюда же и массовые принудительные переселения новгородцев, проводимые Москвою, суть которых не столько в стремлении рассеять, разобщить «крамольников», сколько в желании растворить ненавистную кровь, извести породу. А это уже, так сказать, «расовая политика». Москва и Новгород - это разные страны с общим языком, как скажем, нынешние Франция и Бельгия. Москва не имела на Новгород никаких прав - ни юридических, ни моральных, и потому «присоединение» Новгорода есть, в действительности, обычная захватническая война. Характерно, что Иван, возвращаясь в 1478 году из антиновгородского похода, тащил за собой обоз из трехсот возов с награбленной добычей - обычное дело для оккупанта.

Собственно русское (т.е. европейское) государство погибло вместе с новгородской свободой. После падения Новгорода начинается эра безраздельного господства Московии-России-Совдепии, имеющей не русскую, но евразийскую природу. Так называемое Государство Российское («московское», «советское»), существующее поныне, есть (в большей или меньшей степени) Система отчуждения и геноцида русских людей.

При Иване Васильевиче произошло то, что обычно называют «свержением монголо-татарского ига». Далеко не всех в Орде устраивало неуклонное перемещение политического центра евразийской «империи» с берегов Нижней Волги в Кремль. В 1480 году на Ивана III двинулся хан Ахмат, желавший «пригасить» все возраставшую роль «Московского ханства». Иван Васильевич трусил, «смирялся и молился о мире», и даже отправил свою жену, Софью Палеолог вместе с казной на Белоозеро. «Змиемудрые» московитские стратеги советовали ему не вступать в бой, а бежать: «...так делали прадед твой Димитрий Донской и дед твой Василий Дмитриевич». Иван готов был так и поступить, но от бегства его удержали настроения в народе. К тому же и сила московского войска впечатляла - 180 тысяч человек.

Осенью 1480 года, спустя сто лет после Куликовской битвы, произошло известное стояние на Угре. Но и тут Иван Васильевич продолжал колебаться и даже послал Ахмату челобитье и дары с просьбой «не разорять своего «улуса», как он называл перед ханом свои русские владения» (Костомаров). Переговоры были прерваны резким посланием Вассиана, побуждавшего Ивана к сражению. В ноябре великий князь начал отход с Угры, как утверждают историки, с намерением дать бой Ахмату в полях под Боровском. Однако московская рать, привыкшая к малодушию Ивана, решила, что тот струсил и вместо планомерного отступления началось общее бегство. Ахмат вполне мог, ударив с тыла, запросто смять москвитян. Однако татарина подвела его же азиатская хитрость: он решил, что Москва, постигшая ордынскую военную премудрость, совершает обычный для татар заманный маневр - и сам ударился в бегство. Ведь он хорошо помнил, что ровно сто лет назад, на Куликовом поле, московиты уже использовали, по словам Л. Гумилева, «типично татарский прием», спрятав в небольшой роще засадный полк, решивший исход битвы.

Наступил т.н. «конец ига». В действительности произошло, как метко отмечают евразийцы, «перемещение ханской ставки из Сарая в Москву» - точно так же, как ранее евразийский центр сместился из Итиля в Сарай (примечательно, что, по словам Л. Гумилева, при строительстве Сарая использовались кирпичи из развалин хазарской столицы). Уйдя с Угры, Ахмат как бы сказал Ивану: «Теперь ты "царь"!» Орда превращалась в государство Московское. Естественно, отныне Москва нуждалась в новом статусе, который подчеркивал бы ее господствующее положение и при этом соответствовал бы культурно-религиозным особенностям «Московского ханства». Такой статус предусмотрительный Иван Васильевич в полном соответствии с логикой Проекта «подыскал» задолго до стояния на Угре. В ноябре 1472 года он обвенчался с греческой царевной Софьей Палеолог, племянницей последнего императора Византии, погибшего при взятии Константинополя турками. Гербом Московии стал византийский двуглавый орел.

«С этих пор, - пишет Н. Костомаров, - многое на Руси (на Неруси! - А.Ш.) изменяется и принимает подобие византийского... В придворном обиходе является громкий титул царя (который в действительности говорил о преемственности власти московских властителей не столько от василевсов, сколько от ордынских «царей» - А.Ш.), целование монаршей руки (эта азиатчина для Московии, прошедшей сарайскую выучку, была нормальной - А.Ш.), придворные чины... значение бояр, как высшего слоя общества, упадает перед самодержавным государем; все сделались равны, все одинаково были его рабами. Почетное наименование «боярин» становится саном, чином (азиатскому режиму не нужна аристократия, ему нужна послушная номенклатура, желательно как можно менее родовитая - А.Ш.); в бояре жалует великий князь за заслуги (причем жалует кого угодно, хоть татар, был бы крещеный; налицо первые признаки окончательной расправы над русской родовой аристократией, учиненной позднее Грозным - А.Ш.)». Вместе с тем, активно усваивалось и ордынское наследие (причем азиатчина ордынская образовала весьма органичный синтез с азиатчиной византийской): «...битье кнутом - позорная торговая казнь - стала частым повсеместным явлением; этого рода казнь была неизвестна в Древней Руси; сколько можно проследить из источников, она появилась в конце ХIV века и стала входить в обычай только при отце Ивана Васильевича» (Костомаров). Вообще нравы устанавливались соответствующие «ханской ставке». Так один немецкий врач, имевший несчастье не вылечить татарского князя Каракуча, бывшего на московской службе, был по настоянию Ивана Васильевича зарезан «как овца» татарами под мостом на льду Москвы-реки. Примечательно, что ранее этот несчастный пребывал в почете у Ивана. Итак, если в прошлом сарайские ханы резали «как овец» русских князей, вызванных ими в ставку, то теперь великий хан московский, усвоив науку, пускал кровь неугодным.

Парадоксально, но этот «оргазм» азиатчины получил европейское архитектурное оформление (подобно тому, как эпоха Андрея Боголюбского была ознаменована созданием храма Покрова на реке Нерль). Желая, чтобы столица и внешне соответствовала своему статусу, Иван развернул в Москве большое строительство. В частности, решили возвести Успенский собор в Кремле. Однако в полудикой Москве хороших зодчих было не сыскать, и возведенные поначалу стены и своды рухнули. Для сравнения: приблизительно в те же годы Брунеллески успешно возводил грандиозный (до 40 метров в диаметре) купол собора Санта Мария дель Фьоре во Флоренции. Так вот оттуда, из Италии, пришлось вызывать Аристотеля Феоравенти, который и воздвиг в 1479 году Успенский собор, ставший одним из шедевров европейской архитектуры (кстати, именно европеец Феоравенти по злой иронии судьбы командовал московской артиллерией во время осады Новгорода 1478 года). Вообще практически весь Кремль, включая характерные стены и башни, построен итальянцами (сравните с замком Сфорца в Милане). Москвитяне позднее возвели на башнях конусовидные надстройки, дав повод, кажется, Бунину заметить: «В Кремле есть что-то киргизское».

Как слабый голос домонгольской Руси, все еще звонил вечевой колокол во Пскове, но дни его были сочтены. Псковичи, не поддержав в свое время Великий Новгород в надежде на московскую милость, теперь расплачивались за свое малодушие. Путем хитрости и вероломства великий князь Василий, сын Ивана, вынудил псковичей снять вечевой колокол. Вновь заработала обычная московская карательная машина, и около трехсот псковских семей, надо полагать, лучших семей, были в течение одного дня выброшены из родного города и направлены на жительство в «Третий Рим». Псков пришел в упадок, культура и торговля оскудели. Н. Костомаров приводит свидетельство посла императора Священной Римской империи о том, что «прежние гуманные и общительные нравы псковичей с их искренностью, простотою, чистосердечием, стали заменяться грубыми и развращенными нравами»...