Византия: жертва ортодоксии
В заметке «Православие и кривая судьба» я писал о роковом, на мой взгляд, влиянии православия на русскую судьбу.
Но вот еще тема: православие чуть не погубило европейскую цивилизацию.
Я о падении Константинополя в 1453 году.
Константинополь пал из-за православия. Православие было камнем преткновения в его отношениях с католическим Западом. А без поддержки Запада Византийская империя, к тому времени сжавшаяся чуть ли не до размеров своей столицы, не могла противостоять натиску турок*.
Это понимали и в самой Византии: еще в XIV веке Варлаам Калабрийский – мыслитель, православный монах, а позже католический епископ, друг и учитель Петрарки – по поручению императора нащупывал на Западе почву для объединения церквей. Как все знают, инициаторами известной Флорентийской унии, наряду с Римом, выступили император Иоанн VIII Палеолог и константинопольский патриарх Иосиф II. Активное участие со стороны православных принимал и митрополит Киевский и всея Руси Исидор, похоже, симпатизировавший европейскому гуманизму. Именно Исидор, говорят, склонил императора и патриарха к заключению унии. Позднее он подвергся суровым гонениям со стороны московских властей, уже тогда желавших иметь свою карманную церковь – придаток государства. Исидор однако отказался отречься от унии и смог бежать в Рим, где стал кардиналом. Незадолго до начала осады Константинополя он был назначен в столицу Византии папским легатом. В декабре 1452 г. Исидор служил в Святой Софии униатскую литургию.
С католической стороны в подготовке Флорентийской унии принимал активное участие выдающийся мыслитель Николай Кузанский. В 1437 году он работал в Константинополе в составе соответствующей папской делегации.
В 1438 году в Ферраре открылся вселенский церковный собор, продолживший работу во Флоренции – культурном центре итальянского Возрождения: за два года до этого Брунеллески закончил возведение своего колоссального купола над храмом Санта Мария дель Фьоре, где и состоялось вожделенное, но столь хрупкое воссоединение восточной и западной церквей (1439). Православные признавали католические догматы, католики соглашались на сохранение православными своей обрядности, особенностей богослужения на греческом, церковнославянском и др. языках, причащения под обоими видами, женатого духовенства, церковной эстетики и проч.
Увы, уния, которая могла бы стать основой для военно-политического союза, способного повлиять на судьбу всей Европы, просуществовала недолго. Простонародье в основной массе унию не приняло. Страсти активно подогревал фанатик Марк Эфесский, рассылавший по стране свои антиуниатские послания (по сути, это он торпедировал унию, отказавшись ее подписать во Флоренции). На настроениях сказались и поражения под Варной и на Косовом поле крестоносцев, выступивших против турок по благословению Рима (1444 и 1448 гг.). В 1450 году униатский Константинопольский патриарх Григорий был низложен. Это стало очередным самоубийственным шагом Византии, поскольку произвел неблагоприятное впечатление на Европу, у которой хватало и собственных проблем.
Уже давно в Византии были сторонники диалога с исламом и даже союза с турками. Православно-патриотические настроения, близкие к нашему евразийству с его антизападничеством и татарофилией, емко выразил последний первый министр Византии Лука Нотарас: «Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала». Прелести султанской власти Нотарас вкусил сразу же после падения Константинополя: султан Мехмед II пожелал забрать в свой гарем его 14-летнего сына. Нотарас, разумеется, решительно воспротивился и был немедленно обезглавлен вместе с сыном и своим зятем.
Последний император Византии, доблестный Константин ХI Палеолог (Драгаш), брат Иоанна VIII, являлся сторонником унии, однако сильное сопротивление церковников-мракобесов, сеявших смуту в народе, не позволило ему переломить ситуацию. Греческий историк Дука, современник тех событий, так описывает поборников православного «благочестия»: «И вот беспорядочная и праздношатающаяся толпа, выйдя из ограды монастыря в харчевни, с бокалами, полными несмешанного вина в руках, стала анафемствовать там униатов и пить в честь иконы богоматери, призывая ее быть заступницей и защитницей города, — как некогда против Хозроя и Хагана, и арабов, так и теперь против Магомета: “Ибо,— говорили они,— ни помощи латинян, ни унии мы не желаем; пусть удалится от нас богослужение азимитов! (т.е. католиков - А.Ш.)"».
И хотя в декабре 1452 года в Святой Софии, несмотря на давление «черной сотни», как уже сказано, состоялась униатская литургия, западный мир видел реальное положение дел. Тем не менее, Запад не остался безучастным к судьбе великого города: по призыву Рима Венеция направила к осажденному Константинополю флот, однако он вышел слишком поздно. В обороне города активно участвовал ударный генуэзский отряд численностью 700 бойцов, которых возглавлял кондотьер Джустиниани Лонго – как пишет о нем Дука, «муж искусный, а в схватках и в военных сражениях сомкнутым строем весьма опытный» – а также отряды венецианцев, каталонцы и опять же генуэзцы. Это не так уж мало, учитывая, что число защитников города составляло примерно семь тысяч. Кроме того, за год до начала осады папа Николай V нанял для Константинополя на свои деньги 200 лучников – они прибыли в город осенью 1452 г. в качестве эскорта кардинала Исидора.
Западные христиане дрались отважно, а вклад Д. Лонго в оборону города огромен – по сути он являлся правой рукой императора, ключевой фигурой всей обороны (неслучайно, что именно роковое ранение Лонго, оказавшееся для него смертельным, стало одной из причин успеха турок 29 мая 1453 г.). Неоспорим факт, что если кто-то и оказал хоть какую-то помощь Константинополю, так это Запад – в отличие от православных, которые даже участвовали в осаде, будучи – пусть и не по своей воле – в составе турецкой армии (сербы).
Добавлю, что из 26 кораблей константинопольского флота лишь 10 являлись собственно греческими. 13 кораблей были генуэзскими и венецианскими (включая три корабля с Крита, принадлежавшего Венеции). Их моряки проявили высокие боевые качества. Кроме того, по одному кораблю дали итальянская Анконская республика, Каталония и Прованс. Несмотря на нейтралитет, заявленный официальной Генуей, в осажденный Константинополь пришли три генуэзские галеры с продовольствием и оружием, нанятые папой. Соединившись с византийским кораблем, они с боем разметали турецкие суда и прорвались в город, после чего султан в приступе бешенства приказал бить своего адмирала палками.
Константинополь, почти не имея пушек, испытывая острую нехватку огнестрельного оружия, героически оборонялся семь недель – странно, что на Западе до сих пор об этом не создана масштабная киноэпопея в стиле Ридли Скотта или Питера Джексона (в отличие от турок, уже воспевших свои деяния в фильме «Завоевание 1453»). Вечером 28 мая жители Константинополя пребывали в одной реальности, а утром, 29-го, оказались в иной. Это был локальный конец света. Накануне, 28 мая в Святой Софии состоялось последнее христианское богослужение, собравшее и православных, и католиков: греков, генуэзцев, венецианцев, каталонцев… На следующий день христианская история этого храма закончилась.
В январе 1454 года новый константинопольский патриарх Геннадий Схоларий (разумеется, убежденный противник унии и вообще Рима, выступавший против миссии кардинала Исидора и не прекративший агитации даже во время осады) получил свои регалии – облачение, посох и наперсный крест – из рук султана. Вряд ли Схоларий был шокирован этой церемонией: все патриархи проходили через нее, только раньше на месте султана восседал император. Известны слова Схолария: «Я не называю себя эллином, потому что я не верую в то, во что веровали эллины. Я мог бы назвать себя византийцем, потому что я был рожден в Византии. Но я предпочитаю просто называть себя христианином». Короче, какая разница, кто хозяин – император, султан, было бы кому задницу лобызать…
Вообще позиция греческой церкви по отношению к туркам во многом повторяет позицию русской церкви по отношению к татарам. Многие тогда считали, что турецкий «железный занавес» спасает греков от западного «нечестия» – подобно тому, как татары изолировали Русь от влияний «латинства». «Лучше турки, чем католики», – говаривал тот же Схоларий. Таких как он не смущало, что греческая церковь молится за султана-мусульманина, проливающего потоками христианскую кровь, а в самой церкви царит поощряемое турками моральное разложение в виде симонии – возведения в сан за деньги. Такое вот «просто христианство», говоря словами Схолария. Зато «чистоту веры» сохранили…
Кстати, назначение патриархом противника объединения церквей красноречиво говорит о том, что турки опасались союза Византии с Западом. Получается, многочисленные противники Флорентийской унии накануне неизбежной войны с османами выступали в качестве их пятой колонны. Интересен вопрос: насколько турки способствовали росту антизападных и ортодоксальных настроений в Византии? Ведь они были в них явно заинтересованы. Несомненно, что и в период осады Константинополя антиуниатские настроения, подогреваемые фанатиками, оказывали деморализующее воздействие на население, которое усматривало в нашествии турок «божью кару» за объединение с католиками.
После захвата Константинополя турки окончательно утвердились на Балканах, используя их в качестве плацдарма своего наступления на Европу. Последующие двести с лишним лет европейской истории – это история борьбы с турецким натиском, грозившим поглотить континент. Уже в 1529 году турки впервые оказались у стен Вены. Впереди была оборона Мальты (1565), битва при Лепанто (1571), наконец, Венская битва (1683), в которой объединенные войска христиан под командованием польского короля Яна Собеского положили конец турецкой экспансии. В этой битве, кстати, плечом к плечу с западными христианами сражались и православные запорожские казаки. Падение Константинополя, несомненно, сказалось на том, что турки были остановлены лишь в самом центре Европы. По существу, их привело туда православие. Оно открыло туркам ворота в Европу.
По существу, благодаря православию турки, обладающие захваченным когда-то ими клочком европейской земли, претендуют сегодня на членство в Евросоюзе, создавая массу проблем.
По существу, благодаря православию исчез Константинополь и возник Стамбул.
Стремление сохранить «особый путь» – ни Запад, ни Восток – привело Византию к тому, что она оказалась поглощенной Востоком, Азией.
Не ждет ли подобная участь и Россию, которая так любит сверять себя с византийскими лекалами?
---------------------------------------------
*Отношения между Византией и Западом были, разумеется, непростыми. Православные по сей день любят, например, напоминать о взятии и разграблении Константинополя крестоносцами в 1204 году (4-й крестовый поход). Но не стоит забывать о массовом и зверском истреблении (по сути, геноциде) католиков в Константинополе в 1182 г. В 1204-ом память об этом была довольно свежа, прошло всего 22 года. Кроме того, крестоносцев раздражала весьма, мягко говоря, двусмысленная политика Византии (скажем, ее тайные соглашения с султаном Саладином против 3-го крестового похода). Наконец, они двинулись на Константинополь (против воли папы, подчеркнем) не просто так, а по призыву царевича Алексея, сына свергнутого императора Исаака. Алексей же потом не захотел полностью рассчитаться с крестоносцами за оказанную ему помощь, и те в конце концов в духе средневековья решили «взять свое» сами. Захват Константинополя был однозначно осужден папой Иннокентием III.
