Почему бьют «Ревизорро». О бытовом пренебрежении журналистами

Вот и я посмотрела впервые эту передачу. Тот самый выпуск про московские кафе. И кое-что из Петербурга.

Знаете, почему так все произошло? Здесь три проблемы.

Первая, но не главная проблема — люди не знают законов. Вообще. Почти все поголовно уверены, что их нельзя снимать даже на улице. Что нельзя снимать их детей. Что они вправе потребовать деньги, если в кадр попал капот их машины. Даже случайно. Многие считают, что ты должен просить у них разрешения на написание статьи об их доме, например, или их работе. Не знает закона и бизнес. Неудивительно, что там, где не в курсе, сколько может храниться готовый фарш, никогда не слышали, что запрещать съемку в ресторане нельзя. По моим рабочим наблюдениям, незнание очевидных законов встречается даже на уровне директоров региональных отделений крупнейших банков, на уровне губернаторов. Отсюда эти понты про «вы не имеете права меня снимать», «это коммерческая тайна» и «я по закону могу отобрать у вас камеру». Кстати, я знаю, на каком основании можно снимать в зале ресторана. Но не знаю, почему можно снимать на кухне. В Москве «Ревизорро» ссылается на постановление правительства Москвы. А в других регионах? Надо же, я никогда не задумывалась. Ну да ладно...

Проблема вторая, чуть важнее, но не самая важная — люди наши до безобразия самоуверены. Наш человек всегда считает себя умнее других. Поэтому, столкнувшись с «Ревизорро», он смело пугает полицией, толкает журналистов, грозит запереть в холодильнике. Он уверен, что за годы существования передачи никто не догадался вызвать полицию или хотя бы проверить у журналистов удостоверение. У меня есть давний знакомый. Марокканец с французсо-британским гражданском. Многие годы он занимается в Лондоне ресторанным бизнесом. 10 лет назад, когда я только приехала в Лондон, я в его ресторане подрабатывала. Мы переписываемся. Cпросила его вчера: что вы будете делать, если к вам на кухню ввалится толпа журналистов с проверкой? Мой приятель честно ответил: не знаю. А как, по-вашему, обстоят у этих журналистов дела с законом& На что он спросил: а передача давно существует? Это ключевой вопрос. Потому что европеец сообразил: если передачу за столько лет не закрыли, значит, у журналистов есть право снимать на кухне. Что ж, ответил он, наверное, я попытаюсь сделать вид, будто у нас что-то серьезное произошло и что обычно на нашей кухне чисто. Вот это ответ нормального человека.

А наш человек ненормальный. Он уверен, что кругом нюни и тюфяки и что только поэтому «Ревизорро» до сих пор не прикрыли — просто не догадались, недоумки, припугнуть полицией.

Вы не представляете, насколько это распространено у нас. Особенно среди разнообразных охранников. Которые поголовно считают себя умнее других.

Но, как я уже сказала, даже не это важно. Важнее, что примерно 99,5% россиян никогда в жизни не сталкиваются с журналистами лично. А из оставшегося полпроцента половина — родственники и знакомые журналистов. Это и есть третья и самая важная проблема.

Большинство населения видит журналистов только по телевизору. Либо в новостях, либо — в качестве героев современных фильмов. А там, на телевидении, нашего брата неизменно изображают глупым суетливым недоноском, от которого все отмахиваются как от мухи. Уже не раз писала о том, что такое изображение прессы похоже на политический заказ. Оно не может отражать народные представления о журналистах, то есть, не может быть штампом, потому что у 99,5% россиян никакого представления о журналистах нет — его формирует телевидение.

И вот так оно его сформировало. Журналист — это назойливая вошь, норовящая срубить либо деньгу, либо дешевую сенсацию. К этому добавляется советское представление о журналисте как о представителе карающего органа. Раньше журналистские проверки были страшнее партийных. Если на завод присылали корреспондента не из отдела юбилейных очерков, жди смену руководства и даже посадки.

Но вод беда — отношение к журналисту как к контролирующему и карающему органу осталось, а страх перед ним улетучился. Потому что (см. выше) сам образ журналиста низведен до подлеца. К тому же, люди регулярно видят, что журналистов бьют, судят, сажают. Они подсознательно чувствует, что любой журналист, который сегодня пришел к ним свободно, стоит против власти, он — не совсем санкционирован властью, потому что журналист провластный не ходит внезапно, не является с проверками, не задает неудобных вопросов (они видят это по новостям, ситуацию в стране прекрасно понимают). Это дает людям повод на журналиста плевать. У многих обывателей сложилась в голове уверенность, что журналиста можно бить, оскорблять, выгонять. Обычного человека на улице ударить нельзя, а журналиста можно. Потому что журналист, вышедший непосредственно к народу, всегда в оппозиции к власти, а народ себя с властью солидаризирует.

Вы не поверите, насколько это мощнейший мотив. И насколько он опасный. Даже если ты не лезешь с проверками к частному бизнесу, а пришел освещать собрание дольщиков или ЧП возле школы, едва ли не большинство людей относятся к тебе с пренебрежением. Это на уровне стереотипного поведения. Меня за мою работу не раз толкали, сталкивали с крыльца, ударяли дверью, выгоняя, например, из зала или здания суда, меня били, мне угрожали, на меня спускали собак, мне давали по голове арматурой. При этом, заметьте, я никогда не работала в особо опасных сферах журналистики, я не вела сверхважных антикоррупционных расследований, не освещала рейдерские захваты и не работала регулярным криминальным обозревателем. Но все равно получала. От патриотов на их пикетов (которые я молча снимала). От маршруточников, бастовавших ради повышения тарифов. От обманутых дольщиков, снесенных дачников, которых я, на минуточку, защищала. От устроителей нелегального приюта для собак. Мой самый опасный материал — об игровых автоматах, которые Госнаркоконтроль случайно обнаружил в ночном клубе во время антинаркотического рейда, куда брали и прессу. Я подняла эту тему, из-за нее сняли начальника регионального ОБЭП, а я немного получила от игровой мафии. Но есть, в целом я работала в сравнительно безопасной журналистике. Однако мне регулярно доставалось.

В нашем обществе давно укрепилось мнение, что журналистов бить можно, а иногда и нужно. Когда я работала на «Эхе», то, представившись, часто получала в ответ замах руки, ноги или просто угрозу: я сейчас тебя убью, и мне еще спасибо скажут.

Вот такие реалии в стране. Люди действительно уверены, что за журналиста им ничего не будет.

Подписывайтесь на канал Руфабулы в Telegram, чтобы оперативно получать наши новости, статьи и мнения.