Последняя эмансипация

Одна из постоянных проблем, если угодно родовых травм движения за права ЛГБТ состоит в том, что оно прочно ассоциируется с левой повесткой. Если видишь на митинге радужный флаг, то значит где-то рядом ищи красный, и портрет Че Гевары тоже наверняка маячит поблизости. Оговоримся, что речь о развитом мире, в наших палестинах по-прежнему гораздо больше «морально консервативных» комунно-патриотов, чем левых современного западного типа.

Дело в данном случае не в том, как — хорошо или плохо — относиться к «лево-право». Считайся тема правой, было бы не лучше для нее. Такая стойкая ассоциации придает гей-движению ненужную идеологическую специфичность, которая может доходить до выморочных и сектантских форм. От этих же недугов сейчас страдает феминистское движение.

В результате многие обыватели, испытывающие острую аллергию на лево-либеральный дискурс since 1968, те, кого достала навязчивая политкорректность, с коей к ним пристают, как с ножом к горлу, зачастую отторгают вместе с этим доктринерством и проблематику ЛГБТ, воспринимая ее как часть левацкого набора.

У этого положения есть объективные причины. Почти до самого последнего времени «правый» практически всегда, по умолчанию, означало «консервативный». Консервативный в смысле «морали и нравственности», с присущей старой патриархальной культуре репрессией сексуальной свободы. На репрессии базировалась соответствующая дискриминация (одним из важнейших завоеваний 1968-го года стала свободная, без рецепта, продажа женщинам противозачаточных таблеток). При таком «раскладе» левое крыло оказывалось для сексуальных меньшинств естественным союзником.

Только совсем недавно — по историческим меркам, можно сказать, только что — на Западе начали появляться правые нового типа, которые сочетают жесткую позицию в отношении миграции и/или правый подход к экономике с социальным прогрессизмом и либерализмом в «моральной» сфере, точнее — в сфере индивидуальных свобод (эвтаназия, аборты, легализация легких наркотиков). Прогрессивные правые. Это открывает перед гей-движением возможность выйти из тени красных знамен.

В Википедии уже есть отдельная статья «ЛГБТ-консерватизм». Хотя «LGBT right-wing» передало бы смысл точнее.

Все больше политиков-центристов и правых переходят на позиции поддержки прав ЛГБТ. Уверен, многим читателям знакомо имя голландского националиста Пима Фортейна, который отличался эксцентричностью, совмещал популизм с открытым признанием своей гомосексуальной ориентации (вещь совершенно на данном этапе непредставимая в России: открытый гей — популярный политик, тем более националист — полный разрыв шаблона) и погиб трагически.

«Партия свободы» Гирта Вилдерса, во многом наследующая Фортейну, как и он, сочетает жесткую антиммигрантскую и антиисламскую позицию с поддержкой прав ЛГБТ. Более того, настаивает на том, чтобы государство в первую очередь заботилось о защите евреев и сексуальных меньшинств от актов агрессии со стороны иммигрантов-мусульман, поскольку именно эти категории являются в данном случае «группой риска». Но при этом, как и покойный Фортейн, Вилдерс зачем-то упирает на религиозные, «христианские и иудейские» основы голландской культурной идентичности. А экономическая программа и того, и другого имеет скорее левый («социал-популистский», как скажут недоброжелатели) уклон.

Такое сочетание в Европе вообще не редкость. Взять например Шотландскую национальную партию, которая в этом году примет активное участие в попытке путем референдума «отсоединить» страну гор и озер от Соединенного Королевства. Они тоже левые националисты, если иметь в виду их экономическую программу. При этом — за однополые браки.

Возьмем более мощный, мейнстримовый пример. В прошлом году браки между людьми одного пола были легализованы в двух крупных европейских государствах, Франции и Великобритании, точнее в Англии и Уэльсе (Шотландия и Сев.Ирландия решат этот вопрос сами). И если у французов этого ожидаемо и традиционно добились левые силы, то на острове — отнюдь не только они.

Закон об однополых браках был внесен в Парламент премьером-консерватором. В Палате Общин за него проголосовала не только фракция умеренно-левых лейбористов, но и более половины депутатов-консерваторов, а также вся фракция либерал-демократов. И в итоге он был принят подавляющим большинством голосов. Такой вот консерватизм.

Британские либерал-демократы, кстати, — это вообще серьезная проверка право-левого шаблона на разрывчик. Их политическая платформа сочетает в себе левые и правые элементы, точнее те, что традиционно принято относить к обоим этим направлениям. С одной стороны, требования радикального сокращения налогов (правая экономика) и «показать мигрантам кузькину мать» (правая политика). И одновременно — предложение увеличить бюджетное финансирование по отдельным позициям (образование и общественный транспорт), озабоченностью экологическими проблемами и, да, поддержка прав секс-меньшинств. Последние темы, как вы понимаете, в привычной парадигме принято отдавать на откуп левым.

И за океаном в правой части политспектра постепенно меняется отношение к идее равноправия людей вне зависимости от их сексуальной ориентации. Причем по росту гей-френдли настроений электорат Республиканской партии США ударными темпами опережает саму партию. Хотя у республиканцев уже есть несколько политиков и функционеров-открытых геев. И вроде бы ни для кого из них каминг-аут не стал политическим самоубийством. Уже есть «первая ласточка» — сенатор-республиканец, поддержавший легализацию gay marriage. Он изменил свою позицию после того, как узнал, что геем является его сын. Сюжет для сентиментальной голливудской семейно-политической драмы... Молодое поколение сторонников партии и вообще американцев правых убеждений имеет все меньше общего с пуританскими, «морально консервативными» установками, с которыми на протяжении поколений и поколений ассоциировались «слоны».

Среди бесчисленных гражданских объединений в Америке есть «Молодые консерваторы за свободу брака». О чем там речь — всем понятно, думаю, по названию. Одним из активистов союза выступает дочь сенатора, экс-кандидата в президенты США, республиканца Джона Маккейна, Меган Маккейн. Молодую женщину, которая приняла участие и использовала символику Республиканской партии в пропагандистской кампании против гомофобии, рассматривают как перспективного правого политика.

Самого Маккейна в России чаще всего воспринимают как самого «республиканского из республиканцев». «Ястреб», истовый патриот, чемпион по агрессивности своих внешнеполитических заявлений. Между тем, Маккейн — парень непростой, резко выламывающийся из шаблонов.

Когда американские консерваторы, глядя на легализацию однополых браков в одном штате за другим, почуяли, что «запахло жареным», и сообразили, к чему дело идет, они попытались «вбить» в Конституцию определение брака как «союза мужчины и женщины». Не вышло. Одним из немногих сенаторов-республиканцев, голосовавших против конституционного запрета на гей-браки, был ветеран Вьетнама Джон Маккейн. Эта позиция менее радикальна, чем у его дочери («Молодые консерваторы» ставят целью легализацию однополых браков в конечном итоге на всей территории США), но по меркам его партии, которая еще совсем недавно и слышать ничего на эту тему не хотела — это очень гей-френдли.

Маккейн в американской политике вообще имеет репутацию своенравного парня, у которого на все имеется свое мнение, и ему плевать, если оно не совпадает с позицией партии. Так, он «угорает по экологии», вплоть до того, что верит в глобальное потепление. «Рэмбо», которого вьетконговцы годами пытали в плену, настроен категорически против пыток подозреваемых в терроризме, и по этому поводу попортил администрации Буша больше крови, чем все лево-либеральные правозащитники типа Amnesty.

Про него в республиканском электорате поговаривают и вовсе страшное: что он не очень-то в Бога верит. Именно поэтому во время президентской кампании 2008 года пришлось дать ему в пару христианскую фундаменталистку Сару Пэйлин. Без нее наиболее религиозный сектор не стал бы голосовать за «еретика».

Прошлогодние протесты сторонников «традиционных семейных ценностей» во Франции, я знаю, произвели сильное впечатление на многих, на одних положительное, на других отрицательное.

Но как к ним ни относись, я бы в любом случае их не переоценивал. Те манифестации действительно стали довольно многочисленными и неожиданными. Но почему так получилось? Тут важен контекст. Стоит остановиться на этом подробно, поскольку при восприятии западных событий в России сплошь и рядом слышат звон, да не знают, где он.

Пункт о легализации однополых браков был в предвыборной программе Франсуа Олланда. Той программы, с которой он и победил на выборах. То есть большинство избирателей поддержали и эту позицию тоже.

Вообще, важно уяснить, что в каждом государстве, в котором происходит установление этого равноправия, это делается по воле большинства. Сколько бы вам ни рассказывали страшных историй про «тоталитарную политкорректность» и «диктат меньшинств» на современном Западе, факты заключаются в том, что санкцию на это решение политикам дает нация. Подобно тому, как отмена сегрегации в 1960-х на Юге США стала возможной, когда сторонники этой экстремальной, крайне брутальной формы дискриминации остались в меньшинстве уже среди собственно белого населения южных штатов.

Во Франции-2013, во-первых, новый президент и правительство социалистов фантастически быстро после прихода к власти растеряли популярность и отрастили себе адские антирейтинги. И закон о гей-браках стал хорошим поводом, чтобы выразить недовольство политикой правящих социалистов в целом, экономической политикой прежде всего.

В пользу этого анализа говорит и тот факт, что буча там разразилась в основном по символическому поводу. По поводу слова «брак». Дело в том, что институт «гражданского партнерства» действует в стране с 1999 года. Этот вариант является уступкой рудиментарной, остаточной сакрализации понятия «брак», которая еще теплится в насквозь секулярной Франции. По сути «партнерство», в которое могут вступать друг с другом люди любой ориентации (у самого Олланда и его дамы не брак, а гражданское партнерство), мало чем уступает по полноте прав браку. Хотя, это важно, не включает право на усыновление. За исключением этого момента, речь в основном о том, «как называть». Уцепившись за это, недовольные правлением социалистов решили высказать им все, что думают о них вообще.

Более того, я уверен, что если бы на ответные манифестации вышли французы-сторонники однополых браков, их акции стали бы более многочисленными. Полагаю, не сделали они этого потому, что в сложившейся политической ситуации это сработало бы не только как высказывание по конкретному вопросу, но и как поддержка Олланда вообще. А они ее оказывать не хотели. Он к тому времени умудрился понести рейтинговые потери и среди своего левого электората.

Вообще несколько десятков, даже сотен тысяч человек на манифестациях — для Парижа это не нечто из ряда вон выходящее. Там частенько собирается столько, по разным поводам. Французское общество отличается рекордным уровнем политизированности. На выборы там бывает приходит до 85% имеющих право голоса.

А сработал означенный закон как катализатор антиправительственных выступлений потому, что его принятие стало неожиданностью. Для консервативной части общества — ударом поддых.

Да, соответствующий пункт имелся в предвыборной программе Олланда и социалистов. Но все ведь чего ожидали? Олланд после победы честно, выполняя предвыборное обещание, внесет законопроект, а депутаты его благополучно отклонят. По прогнозам, у сторонников закона не набиралось достаточно голосов в Национальном Собрании для того, чтобы он прошел. И вопрос останется «подвешенным» еще на неопределенный срок.

Но дело то в том, что вскоре после избрания президента-социалиста «соци» еще и на парламентских выборах победили с перевесом, который превзошел прогнозы! В итоге Олланд вносит проект, парламент за него голосует, а сторонники «традиционных ценностей» остаются в дураках! В сочетании с подоспевшим к тому моменту обрушением популярности социалистов это и дало кумулятивный эффект, вылившийся в так впечатлившие некоторых манифестации на тему «папа, мама, я — только это семья».

Характерно, что даже французский Национальный Фронт, который по многим пунктам нельзя отнести к прогрессивным правым, не заявил как партия однозначной позиции по этому вопросу, то есть не выступил против закона.

Но вообще Франции, которая всегда была флагманом социального прогрессизма, стоит стыдиться того, что она совершила этот шаг настолько поздно — через 8 лет после, к примеру, Испании. Это Испании-то, где еще за 30 лет до того правил тупой реакционный режим военной диктатуры с опорой, в том числе, на поддержку церкви.

В оригинале, как и феминизм, как и движение за отмену рабства в Америке, ЛГБТ-движение вовсе не предполагает левого идеологического уклона. Речь о борьбе за реализацию естественного права и базовых гражданских свобод. Не «Коммунистический манифест» или, там, концепции «новых левых» интеллектуалов, или хипповое «all you need is love», а Декларация независимости США, Всеобщая декларация прав человека ООН и Европейская конвенция — вот фундамент, на который опирается борьба против любых видов дискриминации.

Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как-то в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения.

«И иного положения».

К противникам однополых браков есть по большому счету только один вопрос: что именно вам не понятно в этой цитате?

При обсуждении этой проблемы важно усвоить, что речь вообще не о том, кто, с кем и как занимается сексом. Как бы ни стремились гомофобы перевести обсуждение именно на этот, «ниже пояса», уровень. А о том, что «все люди рождаются свободными и равными».

Представители сексуальных меньшинств — это последняя категория людей (надо ли пояснять, что речь опять-таки не обо всем мире, а о его развитой части?), которая еще не добилась своей эмансипации. Которые еще «в процессе» ее, эмансипации, достижения.

Открываем толковый словарь: «Эмансипация — потеря различного рода зависимостей, прекращение действия ограничений, приобретение адекватных прав и обязанностей».

Брак — одно из базовых гражданских состояний, право на него по важности сопоставимо с самим гражданством. Надо ли говорить, что сохранение его в качестве не права, но привилегии людей только одной сексуальной ориентации противоречит принципам равноправия, равенства перед лицом закона и справедливости и не имеет под собой никаких рациональных оснований?

Те, кто демонстративно «не понимает, чего этим геям нужно» («у них и так все есть, никто их не трогает»), могут ознакомиться хотя бы с поверхностным, «на вскидку» перечнем тех потерь в правах и интересах, которые наносит гражданам их дискриминация по признаку сексуальной ориентации.

Вообще в борьбе за права ЛГБТ, особенно тогда, когда за них «вписываются» натуралы, в англоязычных странах одно из самых часто употребляемых слов «equal», «равный». Геи и лесбиянки не требуют ничего сверх того, что есть у «сексуального большинства». Не существует в природе ни одного «радужного» лидера в здравом уме, кто выступал бы против традиционного брака между мужчиной и женщиной, требовал бы упразднить его как институт, отменить и запретить. Равноправие не несет никакой угрозы правам гетеросексуалов, только их привилегиям.

Устранение этого последнего вида дискриминации — закономерное следствие процесса эмансипации человека, защиты прав личности от насилия со стороны коллектива, который был начат в Европе еще просветителями в XVIII веке. А возможно и раньше — Реформацией, которая после долгих веков репрессивной монополии католицизма провозгласила право человека на религиозное самоопределение. За этим последовало право на национальное самоопределение, включая право нации свергать тирана. Спустя несколько этапов дошло вот и до «секса». Хотя подчеркнем еще раз — на самом деле это совсем не про секс.

В целом для меня очевидно, что в развитой части мира, на Западе, то есть в США и Западной Европе (именно в Западной, в Восточной ситуация иная) гомофобия сейчас ведет последние арьегардные бои.

И еще неожиданно вырвалась вперед Латинская Америка, за последние несколько лет однополые браки легализованы уже на большей части континента. Вероятно, сказывается долгое пребывание под реакционными и религиозными режимами военных диктатур — накопилась энергия «ответного удара».

Сейчас в Европе усиливаются правые тенденции. В разных политических лагерях есть те, кто в своих прогнозах на развитие этого тренда доходят (одни предвкушая, другие предупреждая и пугая) до картин чуть ли не крайне-правого реванша и возвращения ультра-консерватизма. Как в талантливых антиутопиях типа «V for Vendetta», левые авторы которых не устают возвещать, что «фашизм всегда где-то рядом».

Настолько радикальные сценарии крайне маловероятны. Речь идет скорее о восстановлении баланса после резкого крена Старого Света влево в 1945 и 1968 годах. Стоит ли ждать, что вместе с водой выплеснут и ребенка? То есть откажутся от фундаментальных завоеваний Модерна: женщин лишат избирательного права и права на работу, церковь обратно присоединят к государству и пустят священников вести уроки в школах...

Нет, не думаю. Подобное неплохо смотрится в беллетристике, фантастических фильмах и компьютерных играх. Но, скажем, равноправие полов давным-давно стало нормой и данностью, оно принято обществом. Не оно, а наоборот попытка пересмотреть его будет воспринята как безумие и извращение со стороны маргинальных радикалов.

Сколько к нынешнему моменту в «старой» Европе, начиная с Чехии, осталось, к примеру, религиозной публики? Вот и гомофобы скоро будут таким же вымирающим меньшинством. Каким уже стали в развитом мире те, кто до сих пор цепляется за старые, патриархальные модели гендерной политики.

Сейчас на Западе даже в самой консервативной части общественного и политического спектра вам придется долго поискать, чтобы найти тех, кто всерьез призывал бы к поражению женщин в правах, как это было до их эмансипации, нес бы допотопщину про «природное предназначение полов» и бла-бла-бла. Или, например, призывал бы к отказу от закрепленного в законе секулярного принципа.

Однако с правами людей нетрадиционной сексуальной ориентации ситуация более сложная и интересная. Здесь по-прежнему имеет место расхождение во мнениях, что это — «вода» или «ребенок». Это до сих пор остается предметом активной общественной дискуссии.

Для меня очевидно, что это «ребенок». То есть это никакой не «перебор», не «это уж слишком», не сектантская заморочка и не идеологическая прихоть. А реализация базовой установки Модерна на равенство граждан перед универсальным законом.

Вспомним, что как и эта, все предыдущие формы дискриминации и неравноправия в свое время утверждали себя (и воспринимались значительной частью, да чего там — большинством общества), как просто «естественное положение вещей». То есть каждая дискриминация проходила через этап отрицания того, что она дискриминация. «Я — не я, я — это естественный закон природы».

«Ведь это же просто противоестественно, чтобы женщина обладала такими же избирательными, имущественными, трудовыми и гражданскими правами, что и мужчина! Это же противно природе! Нет, мы не против женщин, мы обожаем их, но надо же понимать разницу...» — говорили противники женского равноправия.

«Ведь это же противно природе и здравому смыслу, чтобы человек с другим цветом кожи, имел бы те же права и свободы, что и белое большинство. Это нонсенс, абсурд, уму непостижимо!» — восклицали расисты Юга США.

Основные битвы против предыдущих форм неравноправия в западном мире уже отгремели. Уже более двух веков назад Кодекс Наполеона уравнял в правах граждан Франции, в том числе евреев. Уверен, тогда тоже не было недостатка в тех, кто считал, эту меру безумной, революционной, невероятно радикальной. Революционной она кстати и была, но безумной — нисколько.

Потом правда был эксцесс, срыв в «консервативные революции» на пару десятилетий XX века, когда почти по всей континентальной Европе установились авторитарные, ультра-правые и социально-консервативные режимы. Они решили отвергнуть основные достижения Модерна и рационализма, в том числе отказаться от демократии, а также от равноправия этносов и рас. Это встало Старому Свету в очень дорогую цену...

Борьба за женскую эмансипацию тоже давно «не девочка», ей много больше века.

А вот люди, сексуально ориентированные на людей своего пола, по-настоящему подняли голову только в 1968-м, великом и ужасном.

И хотя процесс последней эмансипации еще очень далек от завершения (в США однополые браки разрешено заключать на данный момент только в 18 штатах), и только в нескольких странах Европы и нескольких странах Латинской Америки они полностью легализованы, уже сейчас его исход не вызывает сомнений. Пройдет время и идея о том, что право на брак — одно из базовых гражданских состояний, фундаментальная вещь — должно оставаться привилегией граждан только одной сексуальной ориентации будет казаться такой же дикостью и пережитком прошлого, как апология любой другой институциализированной формы неравноправия.

Есть такой талантливый американский публицист-анархист Боб Блэк. Я не разделяю его политических взглядов. Но он умеет задавать правильные вопросы. Перефразируя его хлесткий выпад против монополии на ядерное оружие, можно сказать так: если совершеннолетним дееспособным людям по взаимному согласию нельзя вступать в брак или усыновлять детей, то кому тогда можно? И на каком основании этому «кому-то» можно, если другим взрослым людям нельзя? Те, кто хочет запретить другим брак или усыновление, пусть для начала запретят это себе.

По последнему опросу, в тех же Штатах в нетрадиционной ориентации признались всего 4% респондентов. Даже если на деле их несколько больше, это все равно абсолютное меньшинство. При этом для прогрессивной части американского общества права ЛГБТ — это принципиальный вопрос. В таком гомофобном социуме, как российский, это трудно представить и понять. Но правда в том, что в развитом мире огромное число натуралов яростно рубится с консерваторами за права своих сограждан-гомосексуалов. Потому что это больше, чем про интересы конкретной группы. Это про то, является ли все общество в целом правовым и верным принципам справедливости и равенства перед законом, или — не совсем.

Это не вопрос того, кому что нравится или не нравится. Это дело принципов. Тех принципов, на которых стоит правовое государство, гражданское общество, права человека, демократия и свобода. Принципов современной западной цивилизации. Не перепутайте ничего, когда будете формировать свое мнение на этот счет.