Главный русский бренд
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и тёмных
Странные есть мужики».
Начало ХХ века знает три безусловных русских бренда: самолёт Сикорского «Илья Муромец», «Чёрный квадрат» и Распутин. Последние два чем-то очень схожи меж собой. И «Чёрный квадрат», и Распутин — это два окна, из которых в нас бьёт беспредельно-запредельное, которое мы со страха видим как чёрное.
Скажу прямо: люблю Распутина Григория Ефимовича. Я не собираюсь его «реабилитировать», я принимаю его всецело, с «пьянством» и «бабами». И святостью. Полюбил я Распутина ещё с тех пор, как в эпоху перестройки увидел советский пасквильный фильм с Петренко в главной роли. Мне почему-то оказался очень близок этот психотип даже в карикатурном, гротескном изображении. Я, будучи связан с Серебряным веком на капиллярном уровне, ощутил Распутина в себе, обрёл, можно сказать.
Но ещё более я полюбил Распутина Машкова. Ибо Машков удивительно раскрыл исток целительной силы Распутина — Любовь Христову, я серьёзно. Причём в непостижимом для обывателя сочетании с «грехом» и человеческой «слабостью» — с которыми, повторяю, непостижно «закольцована» сила святости.
Распутин — драгоценный камень русской духовности, герой и мученик русского богопознания. Он светится, как малахитовые мазки Врубеля, как его магические майолики, источающие зов миров иных. Распутин в чём-то родственен Толстому: матёрый человечище, но этот мужик матёрее графа. Он, как и Толстой, абсолютно не вписывается в формат официозной церкви, но притом неизмеримо глубже Толстого религиозно. Распутин — это пришелец из тайного мира юродивых, народных старцев, странников и пророков, стоящих вне официальной церковной иерархии. Такие Распутины всегда были подозрительны чиновникам от церкви. Это духовность, «благодать», живущая помимо церкви как аппарата. Это вечно-пламенная подпольная альтернатива мертвечине казённой, «табельной» религии.
Распутин нёс в себе мощнейшее послание. Почему он пришёл именно в Петербург? Потому что Петербург Серебряного века изнывал по нему: розовый закатный снег катков Бенуа жаждал скрежетать под сапогами Распутина. Знаменитый балет Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна» в постановке Нижинского — это томление по Распутину как мессии новой целостности, духовной реабилитации и освящения плоти (и в самом Ефимыче было что-то от фавна, точнее, от Пана). «Новая античность» ждала своего жениха-«христа». И он явился, чтобы размашисто вершить свою мистериальную «свадьбу». Это было странное, пьянящее сочетание: западническая, расчерченная столица и иррациональный мужик из тайги.
Распутин — вершина русского Серебряного века. Серебряный век всасывался в Распутина, как в ревущую агатовую воронку Мальстрема. Блок и Белый были «беременны» не Прекрасной Дамой, а Распутиным. Но Распутин так и остался для своего века «тёмным ликом» подо льдом. Мало кто узнал Распутина. Розанов узнал — благодаря несомненному духовно-психологическому родству с Распутиным (странно созвучны эти «роз» и «рас» в их фамилиях).
Розанов видел в Распутине одухотворение сексуальности, открытие её благодати, соединение христианства с неким тантризмом, с Дионисом и Велесом — сочетание, рождающее невиданную новую веру (Распутин-Новых — такова, кстати, полная фамилия старца Григория). Розанов писал, что Распутин
поворачивает все „благочестие Руси“, искони, но безотчетно и недоказуемо державшееся на корне аскетизма, „воздержания“, „не касания к женщине“, и вообще разобщения полов, — к типу...азиатской религиозной лирики и азиатской мудрости...не только не разобщающей полы, но и в высшей степени их соединяющей.
Вообразите себе православные храмы с белокаменной резьбой, изображающей, как в Индии, сладостную тантрическую «групповуху». Воистину — благодать. Кстати, любил Распутина и поэт Николай Клюев, причислявший себя к «мильонам чарых Гришек», писавший о «мужичьем Спасе», «Белой Индии», искавший, как и Рерих, сокровенные пути с «Соловков на Тибет». Клюев исповедовал особое, «фаллическое» христианство, возможно, идущее от хлыстов:
...для меня Христос — вечная неиссякаемая удойная сила, член, рассекающий миры во влагалище, и в нашем мире прорезавшийся залупкой — вещественным солнцем, золотым семенем непрерывно оплодотворяющий корову и бабу, пихту и пчелу, мир воздушный и преисподний — огненный.
Семя Христово — пища верных. Про это и сказано: „Приимите, ядите...“ и „Кто ест плоть мою, тот не умрет <...>“
Богословам нашим не открылось, что под плотью Христос разумел не тело, а семя, которое и в народе зовется плотью.
Вот это и должно прорезаться в сознании человеческом, особенно в наши времена, в век потрясенного сердца, и стать новым законом нравственности...
Сиятельные дамы неспроста тянулись к Распутину. Это было не просто желание «поебаться», нет. Это было желание «осемениться» Богом. Почему знатные римлянки времён заката империи отвергали старых богов и шли ко Христу? Да в сущности потому же, почему русские аристократки весёлой гурьбой валили с Ефимычем в баню. Они, для которых раззолоченные потиры госцеркви были пусты, шли за благодатью. За Любовью, цельной и нераздельной, которая и есть истина. Распутин превратил русскую баню в свой храм омовения и откровения. Он открыл, что благодать — это радость. Он не Григорий Р., он Григорий Ра.
И Россия, и её официальная церковь рухнули, не вместив раскатной истины Распутина. Эта истина, повторяю, Любовь, двуединая: и ТАКАЯ и ТАКАЯ. Серебряный век грезил сверхчеловеком, Человеком Единым — и тот пришёл в лице Распутина. Но век ужаснулся, отшатнулся. Век в лице своих «оскаров уайльдов» — великого князя Дмитрия и просто князя Юсупова — подло убил Мессию Духа. Распял. Серебряный век на поверку оказался весьма «железным»...
Что ещё сказать? Распутин абсолютно внесистемен. Он если и монархист, то анархический. Он был чужд системе царской (государственной и церковной), любя царя как некую сказочную фигуру из какой-нибудь «Голубиной книги», вне контекста аппарата и бюрократии. Он тем более чужд безбожной системе советской. Он стал «востребован» только сейчас, в пору пошлого путинского «консерватизма». Но ведь консерватором Распутина назвать невозможно, ибо он великий революционер Духа. Путинизм, похоже, пытается «освоить» Распутина, но он им подавится, как давится Духом всякий злонамеренный профан. Я представляю, как Распутин сверлил бы взглядом гэбэшно-газпромовских чинуш, стоящих со свечечками в ХХС (а многих эрпэцэшных попов этот смоляной взор просто обратил бы в уголья). В скоморошьей компании «пусек» старец был бы вполне органичен, а вот рядом с Путиным Распутина представить невозможно, несмотря на гротескное созвучие их фамилий. А жаль: в своё время старец, идя против вала панславистских «чуйств», решительно предостерегал царя от развязывания войны с Германией. Вполне вероятно, сейчас Ефимыч «рубанул» бы словцо против войны с Украиной. Уверен: прислушались бы. Ведь Распутин — это наш главный бренд. Главнее Гагарина.