Земля мертвых
Крымский синдром как стремление к смерти
В дискурсе российских СМИ Крым это Авалон, остров блаженных, с кисельными берегами, омываемыми водами теплого моря, куда впадают реки из млека и мёда. Здесь строят мосты, рокады, порталы, заводы по опреснению морской воды, парки, русские Диснейленды, монорельсы и канатные дороги. Здесь нет никаких проблем, а жизнь радостна и беззаботна, как у советских курортников.
Перефразируя Остапа Бендера, можно сказать, что Крым это миф о загробной жизни. Отсюда уже не возвращаются. Потому так много россиян мечтает переехать на полуостров, чтобы увидеть его и умереть.
И это стремление неслучайно. На протяжении столетий Крым был тем местом, где о мертвых заботились больше, чем о живых. Древнейшие бесписьменные обитатели полуострова не оставили после себя практически ничего кроме погребальных комплексов – «каменных ящиков». Эта традиция сохранилась и в последующие века. Так, ученые, изучавшие культуру античного Боспорского царства, указывали на печать «мертвенности», лежащую на ней. Его жителей интересовали совершенно другие вопросы, нежели их современников – просвещенных граждан Афин и Милета, стремившихся к познанию мира и природы. В отличие от них, греки-боспоряне искали тайны смерти.
Об исключительном значении потустороннего мира для боспорян свидетельствует не только удивительное богатство и разнообразие предметов погребального инвентаря их могил, но и бросающееся в глаза великолепие боспорских склепов, особенно на фоне незначительности находок архитектурных остатков храмов. Несомненно, храмы на Боспоре строили, однако их художественные достоинства едва ли могли сравниться с такими погребальными памятниками, как изумительный склеп Царского кургана или впечатляющий ландшафтно-архитектурный ансамбль некрополя Юз-Обы
– пишет И.Ю. Шауб в исследовании «Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье VII-IV вв до н.э».
Наши современники, даже считающие себя православными, как свидетельствуют данные соцопросов, в большинстве своём не верят ни в загробную жизнь, ни в воскресение, поэтому религия мёртвых эпохи постмодерна представляет собой странное сочетание культа предков и стремления к небытию.
Особенно ярко для русского мiра эти тенденции проявляются в Крыму и Севастополе. Современный культ мёртвых произрастает здесь из мифа о двух оборонах (во время Крымской и Второй мировой войны) и представляет собой важнейшую составляющую региональной идентичности.
По крайней мере, так определяет ее официальный сайт Севастопольского ЗакСобрания, на котором, в частности, можно прочитать такой заголовок: «Борьба за Севастополь, за собственную идентичность вылилась в борьбу за сохранение памятников истории и культуры». Конечно же, речь идет в первую очередь об объектах российского и советского наследия, так как более древние рассматриваются в массовом сознании как принадлежащие чуждым и давно забытым народам и культурам.
Севастопольская идентичность – это отождествление себя с памятниками и мемориалами. Это культ предков (зачастую чужих или выдуманных), жрицами которого выступают старушки-весталки, живущие на немаленькие пенсии по утере кормильца: мужа-военного или мужа-гэбиста. Недаром в городе так часто употребляют затертую фразу «Севастополь – музей под открытым небом». Огромный музей, в котором работают десятки тысяч смотрителей.
Проблема в том, что музейное пространство изначально не предусмотрено для жизни, так как в нем хорошо живется только мертвым.
Главные лозунги «крымской весны»: «Умереть в России» и «Вернуться в лоно матушки-России» – по сути тождественны и камуфлируют жажду небытия. Ведь вновь погрузиться в лоно матери-земли это то же самое, что умереть. Не знаю, кто автор первого, но второй я много раз слышал от патриарха пророссийского движения 90-х Александра Георгиевича Круглова, которому уже тогда было далеко за семьдесят. Неоднократно хотел задать ему евангельский вопрос: «Как человек, будучи стар, может в другой раз войти в утробу матери своей?». Но не хотелось обижать аксакала.
Впрочем, мертвые скоро нашли себе более молодого и энергичного посла в нашем мире. Им стал герой «русской весны», владелец группы компаний «Таврида Электрик» Алексей Чалый. До событий 2014 года он был известен главным образом как человек, создавший мемориальный комплекс «35-я батарея» на мысе Херсонес, где летом 1942 года советское командование и партийные работники бросили на страшную смерть остатки гарнизона, защищавшего Севастополь.
Елейные журналисты из принадлежащего Чалому телеканала НТС назвали музейный комплекс «Севастопольским Пантеоном». Дословно с греческого «Пантеон» это храм всех богов. Так произошла инверсия. Горнее поменялось местами с подземным, а обитатели царства теней получили божественный статус.
Показательна и апокрифическая история времен «русской весны». Пока Алексей Чалый изображал из себя «народного мэра», а приехавшие с Кубани башибузуки и вооруженные до зубов зеленые человечки – мирных крымчан, купивших самолеты и БТР в военторге, его брат и миноритарный совладелец «Тавриды Электрик» – Михаил – встречался с представителями городского духовенства. Он всячески упрашивал местных попов, чтобы в «случае чего» горячо-любимого брата Алексея похоронили во Владимирском соборе усыпальнице-адмиралов или на Братском кладбище Севастополя. Том самом, где, кроме погибших в Крымской войне, недавно нашли последнее пристанище севастопольские криминальные авторитеты Поданев и Рулев, а также Янукович-младший. От такой трогательной заботы о брате у любого настоящего севастопольца на глазах наворачиваются слезы. Да и компания подобралась бы теплая!
Позже сам Алексей Чалый в интервью Омскому телеканалу «Продвижение» расскажет о мотивах, которые заставили его весной 2014 года поставить на кон свой бизнес, состояние и возможно жизнь. Отвечая на вопрос, почему он возглавил движение за присоединение Севастополя и Крыма к России, Чалый меланхолично ответил:
– Мы не могли позволить, чтобы фамилии наших воинов, погибших, защищая город во время ВОВ, писали на украинском языке.
– А что вас поддерживало в эти трудные дни? – поинтересовалась симпатичная журналистка
– Песня Высоцкого: «Наши мертвые нас не оставят в беде», – откровенно признался экс-народный мэр.
Признание тем более смелое, что митинг «Народной воли» 23 февраля 2014 года, на который Чалый пришел в окружении незримого воинства мертвых, стал первым актом сецессии Крыма и прологом к войне на Донбассе, унесшей жизни тысяч живых и разрушившей судьбы миллионов людей.
Но бородатому патриоту доля живых не особенно интересна. Позже, уже став российским провинциальным чиновником – председателем Законодательного Собрания Севастополя, Чалый поделился своими взглядами на вопросы местного самоуправления в России.
В студии Русской службы новостей, он сказал, что ЗакСобрание существует не для того, чтобы быть «омбудсменом» жителей Севастополя. Когда же у него поинтересовались, чем должен заниматься законодательный орган субъекта Российской Федерации, Алексей Михайлович не моргнув глазом ответил, что его функция выступать «омбудсменом объектов историко-культурного наследия». Одним словом, представлять интересы не людей, а памятников, не живых, а умерших.
Отсюда уже один шаг до смелого предложения единомышленника Чалого, академика РАН Агеева наделить 27 миллионов советских граждан, погибших во Второй мировой войне, правом голоса. Севастополь как нельзя лучше подходит в качестве пилотного региона для реализации этого смелого эксперимента.
Каменистая почва Трахейского полуострова пропитана засохшей кровью. Психические останки десятков тысяч погибших продолжают пребывать на этой земле, активно вмешиваясь в дела живых через своих «омбудсменов» в нашем мире. В феврале 2014 года Севастополь увлек за собой Крым, и они образовали центр воронки, которая втягивает в водоворот соседние страны и народы, подобно описанной Эдгаром По в его «Низвержении в Мальстрём» бездне. Чалый, Аксенов, Поклонская и Гиркин – четыре гротескных всадника русского апокалипсиса, открывших мертвецам дорогу в мир живых. Ведь неслучайно древние помещали вход в царство Аида где-то в Крыму. Его обитатели жаждут хотя бы на время вернуть сознание и разум. Но для этого, как сообщает Гомер, тени «множества павших в жестоких сраженьях мужей» должны причаститься кровавой жертве.
В благодарность любой желающий россиянин получает от них дозволение омыться в багровых водах Ахерона. У мыса Херсонес, где находится «Севастопольский Пантеон», периодически наблюдается редкое явление – красный прилив, когда вода окрашивается в цвет крови. Не упустите этот момент инициации в культ мертвых. Иначе, вообще, зачем было присоединять Крым?
