«Английский царь»

Мало кто из русских царей вызывает столь живой интерес современников, как Иван Грозный. Установленный недавно в Орле памятник «кровавому царю» с новой силой вызвал бурление известного вещества, причем как со стороны противников, так и сторонников Грозного. Либералы обвиняют царя в кровожадности, в истреблении тысяч жителей Руси, обвиняют его в антизападничестве, в рамках которого, например, по их мнению, произошел «Новгородский погром», в потворстве азиатам, видят в Грозном квинтэссенцию ордынства и византийства, предтечу Сталина и много кого еще. Евразийцы и прочие «патриоты» размах репрессий обычно преуменьшают, а с остальным, в общем и целом, соглашаются, только что ставя плюс там, где у либералов стоит минус. И Западу у них Грозный противостоял, как мог, и евразийскую державу строил, и «внутренних врагов» по делу репрессировал. И вообще сейчас бы такого Грозного.

Нетрудно заметить, что всё, в чем обвиняют Грозного либералы, всецело одобряется евразийцами и сталинистами, кроме обвинений в терроре и прочих убийствах, которые они сходу именуют враньем, преувеличениями или очередной «русофобской пропагандой». Но самое забавное, что образ, выстроенный как критиками, так и апологетами Ивана, являет собой нечто весьма далекое от действительности. По крайней мере, в той части, которая касается «антизападничества» царя.

Начнем с того, что своих подданных Иван Грозный не особо любил. Но это полбеды —проблема в том, что иностранцев он открыто предпочитал русским. Английский дипломат Джильс Флетчер приводит в своих воспоминаниях такой диалог:

Иван Васильевич, отец теперешнего царя, часто гордился, что предки его не русские, как бы гнушаясь своим происхождением от русской крови. Это видно из слов его, сказанных одному англичанину, именно, его золотых дел мастеру. Отдавая слитки, для приготовления посуды, царь велел ему хорошенько смотреть за весом. «Русские мои все воры», — сказал он. Мастер, слыша это, взглянул на Царя и улыбнулся. Тогда Царь, человек весьма проницательного ума, приказал объявить ему, чему он смеется. «Если Ваше Величество просите меня, — отвечал золотых дел мастер, — то я вам объясню. Ваше Величество изволили сказать, что русские все воры, а между тем забыли, что вы сами русский». «Я так и думал, — отвечал царь, — но ты ошибся: я не русский, предки мои германцы».

Стремление вывести генеалогию от «германцев» проявлялось и в иных высказываниях Грозного или его доверенных лиц. Так, саксонец Шлитте около 1556 г. сочинил проект царского письма императору Священной Римской империи Карлу V, где от имени русского монарха говорится, что «мы одного корня и происхождения с германцами...» По свидетельству немца Шульца, очевидца завершившихся в июне 1570 г. переговоров Грозного и герцога Магнуса, царь в присутствии Боярской думы и иностранцев сказал «королю» Ливонии: «...Сам я германского происхождения и саксонской крови...» В 1566 г. со слов немца Г. Писспинга, вернувшегося из России, стало известно мнение царя, что «род его происходит из баварских владетелей, и что имя наших бояр означает баварцев». Карамзин информирует, что «любимцы» Грозного, ливонские дворяне И. Таубе и Э. Крузе, в 1569 г. склоняли жителей Ревеля признать власть царя тем доводом, что «он любит немцев, сам происходит от дома Баварского...» В конечном счете подобные генеалогические выкрутасы, помимо необходимости установления хороших отношений с Габсбургами, имели своей целью обосновать августианскую легенду, пресловутое «Сказание о князьях владимирских». Приобрела хождение легенда о родственнике Августа Пруссе, которая должна была «удревнять» родословную русских царей и обеспечивать преемство власти от самого римского императора Августа Октавиана. «Прус же брат ... бысть римского кесаря Августа». Эта история перекочевала и на запад: «Краткая генеалогия великих князей Московских, извлеченная из их собственных рукописных летописей», изданная в Кельне в 1576г, сообщает следующее : «Приде на Русь из немец, из прус, муж честен от рода римска царя Августа кесаря, имя ему князь Рюрик». Заметим, не от Византии или тем более от Орды стремится вывести свою генеалогию Иван Грозный, а от самого что ни на есть западного, «первого», еще языческого Рима. В этом Грозный вполне следовал сложившейся в Европе традиции — еще от одного «римского предка», Полемона, например, выводили свою генеалогию литовские князья. Можно вспомнить и то, что пруссов в те времена многие считали потомками язычников-саксов, бежавших от Карла Великого — это к вопросу о «саксонской крови» Ивана.

Но то генеалогические изыски, пропаганда, хотя и довольно четко фиксирующая вектор движения. А ведь были и конкретные дела, показывавшие «западничество» царя. Причем в своих симпатиях «евразийский царь» выбрал самую что ни на есть «атлантическую» страну — Англию. Достаточно вспомнить Московскую компанию, которой были предоставлены беспрецедентные по тем временам полномочия:

Уже с первых шагов своей деятельности в Московии Компания попыталась монополизировать торговлю отдельными видами товаров не только на российском рынке, но и в соседних странах. Историк С.Соловьев писал: от агентов потребовали, чтобы они „накупили как можно более воску, чтоб захватить его весь в свои руки и снабжать им не только свою страну, но и чужие“. Британский исследователь У.Скотт подтверждал: Московская торговая компания владела не только монополией экспорта русских товаров в Англию и импорта английских продуктов в Россию, но „благодаря её концессиям в России, она имела исключительное право вывоза воска из страны. Она владела этой монополией не только в снабжении Англии этим товаром, но и всей Европы, и в определённой мере лесными материалами также“. Иван Грозный предоставил Московской компании новые привилегии, разрешив её агентам вести транзитную через Россию торговлю в Персии, а также искать железную руду в Вычегде и переплавлять монету в Москве, Новгороде и Пскове. Кроме того, важным для безопасности английских купцов являлось обещание царя взять английские торговые дома под свою опеку, приписав их к опричнине.

Освоившись в Московии, англичане начали вести торговлю на внутреннем рынке, успешно конкурируя с местными купцами. Они организовали собственную сеть поставщиков и систему оптовых закупок, кредитуя производителей. Такой порядок, отмечает Костомаров, «был выгоден для мелких торгашей и для народа вообще, но разорителен для русских оптовых торговцев». Имея преимущество в финансовых ресурсах, англичане заняли и более сильные позиции, нежели их русские конкуренты. Торговля с англичанами была для Ивана Грозного столь важна, что заниматься их делами он приказал боярину Борису Годунову, которого англичане называли на свой манер «протектором». Особым влиянием при дворе царя пользовался английский астролог, известный в Москве как Елисей Бомелий. Помимо предсказания будущего, он выполнял и более практические задания правителя: готовил ему яды, собирал сведения о подозреваемых в измене боярах. «Известность Бомелия, — пишет С.Ф. Платонов, — была настолько широка, и слава о его могуществе так шумела, что даже глухая провинциальная летопись того времени повествовала о нем в эпически-сказочном тоне». По словам летописца, «лютый волхв» Бомелий был виновен во всех бедах, которые обрушило на страну царствование Грозного. Английский звездочет внушил царю «свирепство» по отношению к собственным подданным и настроил его в пользу «немцев».

В свою очередь и англичане немало помогли Ивану — хотя бы вести ту самую Ливонскую войну:

Иван Грозный просил Англию о поставках военных материалов, вооружения, инженеров, сведущих в артиллерийском деле, архитекторов, знакомых со строительством фортификаций. Как только в 1557 году началась Ливонская война, по Европе поползли слухи об английском оружии, оказавшемся в руках московитов. Польша и Швеция протестовали. В Кельне и Гамбурге были блокированы крупные партии оружия, закупленные англичанами, поскольку немцы опасались, что на самом деле снаряжение предназначалось войскам Ивана Грозного...английские дипломаты по всей Европе опровергали «слухи» о военном сотрудничестве, с этой целью на континент было направлено специальное посольство. А тем временем у войск Ивана Грозного неизвестно откуда появлялись вооружение и военные технологии, подозрительно напоминавшие английские.
В 1558 году сотрудник компании Томас Алкок (Thomas Alcocke), схваченный поляками, признался, что военные поставки имели место, но оправдывался тем, что «ввозили только старое, никуда не годное оружие». С этим вряд ли согласился бы инженер Локк, хваставшийся в своих письмах, что с его помощью в Москве научились делать самое совершенное вооружение, какое только есть в Европе. Тем временем в Россию прибывают не только английские врачи и аптекари, но также архитекторы и специалисты «для возведения каменных построек». Учитывая то, что Иван несколько раз прямо писал в Лондон про то, что ему нужна помощь при проведении фортификационных работ, становится ясно, о каких именно «каменных постройках» идет речь.
Сохранившиеся документы также не оставляют никакого сомнения относительно того, что находилось в трюмах кораблей «Московской компании». Везли селитру, свинец, серу, артиллерийский порох. Хотя, конечно, далеко не все поставки имели стратегическое назначение. Англичане, не будучи сами виноделами, везли в Московию и вино. Московские потребители были не требовательны. А потому импортировали «разные испорченные вина, сладкие вина, вина с большой примесью сидра». Возможно, везли и многое другое, ибо далеко не все поставки фиксировались документально. «Хотя англичане неоднократно заверяли другие государства, что они не снабжают Россию оружием, — пишет И. Любименко в истории англо-русской торговли, — но, с другой стороны, самому царю они не раз ставили на вид, какую важную услугу они оказывали ему ввозом боевых припасов.

Можно также вспомнить и о планах Грозного бежать за границу, всё в ту же Англию, на случай бунта в собственной державе. Так, около года, с июнь 1569 по май 1570-го продолжались переговоры русского посланника Андрея Григорьевича Совина с лордами из Тайного совета. В своей тайной грамоте московитскому царю от 18 мая 1570 года Елизавета вела речь о возможности «в случае мятежа в России» принять царя с его семьей в Англии, где он «никакого не понесёт оскорбления, либо утеснения в вере, но свободно и неудержно может из Англии, по желанию своему, куда изволит ехать». Причём королева обещала выделить для царя в своем королевстве «место для содержания» на его собственном счёте на всё время, «пока ему будет угодно оставаться у неё». Вот, оказывается, кто чуть не стал на Руси зачинателем традиции бегства в Лондон в случае неприятностей на родине. Грозный как предтеча Герцена и Березовского — как вам такой «евразийский царь»?

Помимо бегства за рубеж, вынашивал Грозный и планы породниться с британской монархией: сначала с самой Елизаветой, а потом с ее родственницей Мэри Гастингс. Причем царь обещал, если его женитьба с родственницей английской королевы устроится, закрепить за её потомством наследование короны. Кстати, это не первое его намерение оставить трон иностранцу — ранее он высказывал такое пожелание Магнусу Ливонскому:

Любезный брат, ввиду доверия, питаемого ко мне вами и немецким народом, в преданности моей последнему (ибо сам я немецкого происхождения и саксонской крови), несмотря на то, что я имею двух сыновей, одного семнадцати и другого тринадцати лет,— ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны.

Некоторые историки считают, что именно слухи о предполагаемой женитьбе Грозного на англичанке и как следствие этого — возможное изменения престолонаследия, не на шутку встревожили придворных царя. «Князья и бояре, особенно ближайшее окружение жены царевича — семья Годуновых, были сильно обижены и оскорблены этим, изыскивали секретные средства и устраивали заговоры с целью уничтожить эти намерения и опровергнуть все подписанные соглашения», — свидетельствовал Джером Горсей. Когда в Москву прибыл очередной английский посланник, Боус, его встретили словами «Помер ваш английский царь».

В целом же политику Грозного в отношении иностранцев и отношение к этому современников неплохо выражает такая цитата:

Постоянная переписка с королевой Елизаветой, проекты династического брака вначале с ней, а затем с ее родственницей, стремление получить в Англии политическое убежище, покровительственное отношение к английским купцам, посланникам, специалистам — во всем этом западные историки не без основания усматривали англоманию царя Ивана. Как подчеркивал американский ученый Э. Симмонс, «проанглийские симпатии» Ивана вызывали негодование ряда министров и знати, приближенной ко двору. Все они подозревали в действиях своего царя «скрытые мотивы». Покровительственное отношение Грозного к англичанам отнюдь не означало, что представителям других государств было оказано в приеме. Отнюдь. С середины XVI века в Московском государстве, как утверждал С. Платонов, произошел «массовый наплыв западноевропейцев». Главные конкуренты англичан — голландцы появились в Мурманских гаванях, на Северной Двине, в Нарве, Новгороде, на всем пути от Холмогор до Москвы; немцы из Ливонии, «рассеянные по всему государству, жившие целыми общинами со своими пасторами и молитвенными домами»; немцы-купцы из Германии и пр., и пр. «Очевидно, что значение иностранцев в Москве за время Грозного выросло настолько, — заключал Платонов,— что стало вопросом дня для москвичей и давало им повод обвинять царя в отпадении от старого обычая в сторону новоявленной иноземщины». Особенно возмущали русских людей неофициальные формы общения царя с иностранцами. Грозный находился в постоянном общении с иноземцами и часто «показывал к ним расположение и ласку», которая порой, по мнению русских людей, «переходила всякую меру». Москвичи, по утверждению Платонова, «удивлялись и негодовали по поводу той близости, какую допускал государь в своем знакомстве с «варварами». Еще больше удивляло православных жителей Московского государства свободное обсуждение царя с иностранцами религиозных тем. Среди москвичей ходили слухи о том, что царь любит вести беседы с ливонскими пленными о различиях между православием и католичеством и даже подумывает о соединении церквей. Рассказывали, будто бы пастор из Дерпта Иоганн Веттерман был приглашен в личную библиотеку Грозного с целью ознакомления с теологическими трудами. Если судить по перечню книг библиотеки Грозного, то трудов теологического содержания в ней, действительно, было немало: сочинения пасторов лютеранской и католической церквей, а также английских авторов, излагавших учение англиканской церкви. Наконец, царь разрешил отправление протестантского богослужения и дозволил строительство кирхи для иноверцев...Между тем, в народном сознании религиозный вопрос оставался господствующим. Охрана своей религии от посягательств иноверцев, по утверждению Д. Цветаева, выдвигалась на первый план в сношениях с ними. Русские люди называли протестантов «люторами» и «немцами», а католиков — «папежниками», «римлянами» и «латинами». По существующим российским законам протестанты не имели права вести с православными бесед о вере, посещать их храмы, нанимать в услужение к себе русскую прислугу. Иностранцев обязывали носить национального покроя платье и селиться в отведенных властями местах за городской чертой. Вступать в брак с «неверными» считалось крайне опасным для чистоты православной веры, а потому подобные браки дозволялись лишь при обращении иноверца в православие. Нередко, сетовали иностранцы, местные жители относились к ним, «как к собакам или змеям», не подавали руки, дабы избежать прикосновения иноверцев. Однажды англичане зашли в церковь в одном из северорусских монастырей. На стенах храма они увидели росписи с картинами страшного суда, где праведники были изображены в русском платье, а грешники — в заморском. Само появление иностранцев в церкви вызвало бурю негодования среди прихожан. Естественно, что на фоне подобного нетерпимого отношения к иноверцам со стороны русского народа покровительство царя к иностранцам вообще, и к англичанам в особенности, не могло не вызвать широкого недовольства в российском обществе.

Подведем итог — в результате рассмотрения всех источников и исторических работ у нас вырисовывается правитель, совсем не схожий с той картинкой, которую разными красками малюют и патриоты, и либералы. Правитель, презирающий свой народ настолько, что всячески подчеркивает свое «нерусское» происхождение и в то же время опасающийся своих подданных до такой степени, что ведет переговоры о возможном укрытии за границей. Монарх, предоставивший англичанам право беспошлинной торговли, разоряющей «местного производителя» и саму торговлю ведущий по принципу «сырье в обмен на технологии». Английские инженеры, лекари и фактически советники при дворе, даже готовность возвести на трон то сына от англичанки, то датчанина. Ну и, наконец, прозвище «английский царь», брошенное в лицо английскому послу и соответствующее отношение народа.

Половины вышеназванного хватило бы нашим патриотам, чтобы заклеймить любого политического деятеля как «национал-предателя». Вообще, если уж проводить параллели между Иваном Грозным и кем-то из российских правителей 20 века, то наиболее подходящей аналогией будет не Сталин, а... Ельцин. Разумеется, не реальный, а созданный фантазией разнообразных «красно-коричневых», тех самых, что сейчас бьют поклоны перед памятником в Орле. Жестокий самодур с вечными перепадами настроения, не дурак выпить, целенаправленно и жестоко изничтожающий свой народ, ввергнувший страну в бездарно проигранную войну и фактически превративший её в «полуколонию» Запада. Любой, кто помнит газету «Завтра» хотя бы пятнадцатилетней давности, мигом узнает эти клише, а любой, кто знает хорошо историю своей страны, легко проведет параллели с разбираемым тут царем.

Иными словами, при ближайшем рассмотрении образ не то «Нового Батыя», не то «средневекового Сталина» заметно тускнеет. Вместо него вырисовывается нечто похожее на обобщенный образ наиболее одиозных африканских и латиноамериканских диктаторов второй половины прошлого века, а также африканских царьков доколониальной эпохи. Демонстративные выпады против Запада совмещаются с фактической «распродажей страны иностранцам», напускная набожность с обращением за помощью то к английскому астрологу, то лапландским шаманкам, демонстративное ханжество — с сексуальной распущенностью.

Единственное, что роднит реального Грозного с реальным Сталиным — это стремление к геноциду собственного народа, в этом преуспели оба. Но именно оно и является самоценностью для всех этих прохановых, кургинянов и прочих холмогоровых. Не так страшен Грозный — он, в конце концов, порождение 16 века, не отличавшегося особой гуманностью — как его современные апологеты. Потому как единственное, что они ценят в царе Иване — это его склонность к людожорству, которое поклонники Грозного хотели бы видеть неотъемлемой частью российской политики на веки вечные.

Подписывайтесь на канал Руфабулы в Telegram, чтобы оперативно получать наши новости и статьи.