Общество

Пять лет русской свободы

Пять лет русской свободы

В октябре 1988 года на советском партийно-государственном Олимпе произошли серьезные перемены. От руководства идеологией был отстранен Егор Лигачёв, считающийся лидером «консервативного» крыла КПСС. Генсек Михаил Горбачёв стал председателем президиума Верховного Совета, что, как выяснилось в дальнейшем, было первым шагом на пути создания института президентства, возвышающегося над партийным аппаратом. А сам этот аппарат в 1988 году был уже полностью укомплектован «горбачёвцами». Кардинально изменился и состав Совета министров — из 115 догорбачёвских министров в нём осталось всего десять.

Значение этой кадровой революции до сих пор не оценено по достоинству. Люди, ностальгирующие по СССР, склонны видеть в этом коварный манёвр по отстранению от власти кадров, преданных социализму. Люди, не испытывающие к покойному Союзу особых симпатий, замечают всего лишь номенклатурные разборки. В принципе, это правильно, но надо иметь в виду, что в результате данных разборок русский народ получил уникальную возможность завоевать настоящую свободу. И он жил свободно в 1988-1993 годах, по «иронии судьбы» потеряв её в октябре же. Стремительные перестановки на разных этажах аппарата, сопровождавшиеся переносом центра власти из «партии» в «государство», ослабили бюрократию. И она вынуждена была существенно ослабить свой контроль над обществом. Образовалась некая властная ниша, которую заполнили различные народные, общественные инициативы.

В марте 1990 года в РСФСР, которая уже через два года станет отдельным государством, прошли первые действительно свободные выборы. На кандидатов не оказывалось какого-либо серьезного давления, люди сами решали, за кого им голосовать. Кандидаты шли к избирателю с разными программами, причем сам избиратель проявлял огромную заинтересованность в этих программах. Общество показало, что оно готово к обсуждению самых серьезных проблем.

Опять-таки, сказалась специфика ситуации. Старая партократия сдавала свои позиции, а новая госбюрократия ещё не окрепла. Только ещё зарождалась плутократия, способная оказать финансовое влияние. Электронные СМИ ещё не превратились в оружие массовой информационной обработки. Возникла угроза того, что организованный народ сметет номенклатуру как таковую, не делая особых различий между «консерваторами», «реформаторами» и «центристами». Вот почему наиболее дальновидные представители номенклатуры вовремя «оттолкнулись» от Горбачева и пошли в народное движение, претендуя на руководство. Понятно, что в первую очередь речь идёт о Борисе Ельцине, который очень выгодно «капитализировал» своё выступление 1987 года, не содержащее ничего такого реально оппозиционного. Движение охотно поддержало Ельцина, реализовав давнишний «монархический» архетип. Тем самым, оно впустило в себя опасный вирус, который и разрушил русскую свободу в 1993 году. Но, в то же самое время, и сама система была вынуждена как бы «раздвоиться», перегруппироваться, отложив свою «реинкарнацию» до этого самого года. Не будь указанной перегруппировки, и 1993-й настал бы гораздо раньше.

Вынужденное заигрывание с Советами также принесло свои плоды. Бюрократия тяготилась «отработанной» уже партийной организацией, которая накладывала чуждые ей идеократические ограничения. Поэтому она решила перенести центр власти в госинституты, не меняя при этом бюрократическую природу. Именно с данной целью и придумали «возрождение Советской власти». Оно было призвано замаскировать, прикрыть циничный обмен «шила» на «мыло». Но при этом полностью контролировать этот процесс верхи не могли — по указанным выше причинам.

А русские люди ухватились за лозунг «Вся власть — Советам!», попытавшись вернуть то, что большевики отняли у них в 1918 году (позднее это отнимут и «демократы» — в году 1993-м). Русские показали, что вполне готовы к самоорганизации на базе многоуровневых Советов, способность к этой самоорганизации не выбили у них и за десятилетия партократии. Известный политолог Глеб Павловский рисует впечатляющую картину советского ренессанса:

Многие из нас в этот период регистрировали кооперативы при исполкомах Советов, общались с советскими кадрами, создавали первые коммерческие организации с помощью кредитов от советских организаций... Другая сторона деятельности Советов — новая независимая пресса перестройки, взлет и крах которой спрятан внутри судьбы недолгой второй советской власти... Многочисленные мелкие издания, созданные в это время, тысячами регистрировались при Советах. Это была независимая и весьма значительная демократическая среда. Более десятка тысяч мелких изданий, объединяемых общим понятием «неформальная пресса», возникли как издания горсоветов, райсоветов, облсоветов... В этот же «второй советский» период сложились и довольно сильные «интеллектуальные центры», отделившиеся от застылой академической системы. Они также регистрировались при Советах, потенциально представляя собой интеллектуальную сеть второго советского эксперимента. После 1993-го эти центры почти все будут перекуплены президентской системой...Конец Советов привел к почти десятилетнему периоду стагнации. В этот период два-три десятка НКО в коалиции с центральными средствами массовой информации превратились в монополистов фандрайзинга и приоритетных получателей помощи.

(«Вторая советская власть 1989–93 годов. Реплика о забытом периоде российской государственности и забитой государственной альтернативе» // Гефтер.Ру)

В начале этого советского ренессанса официоз говорил о возврате к ценностям «изначального», «правильного» большевизма, о «ленинском наследии», которое якобы «исказил» Иосиф Сталин. На самом деле, намного правильнее было бы говорить о возврате к ценностям русского народничества, о наследии некогда самого мощного политического движения в России — эсеров (левых, правых, максималистов, энесов). Не случайно же тогда, в рамках Товарищества социалистов-народников (ТСН), стало оформляться неоэсеровское движение. Один из активных участников ТСН, историк, специалист по неонародникам Ярослав Леонтьев вспоминает:

Мы исторических эсеров оценивали с позиции демократического социализма. Если говорить о какой-то нише из спектра оппозиционных КПСС движений, то мы себя относили, с одной стороны, к евросоциалистам, а с другой — к самобытным «русским социалистам». Нам была близка эклектика социал-революционеров начала ХХ века. В теории мы выступали за синтез персонализма и соборности, который противопоставляли индивидуализму и коллективизму. В этом соединении, считали мы, и должен заключаться стержень возрождения общинности. Важнейшим жизненным принципом для нас был нравственный императив Канта. Мы жаловали Лаврова, Михайловского, Иванова-Разумника, позднего Кропоткина, Питирима Сорокина. Если говорить о себе, то к тому времени я уже был убежденным антисталинистом, да и антиленинистом тоже, участвовал в научной работе общества «Мемориал», изучая исторических эсеров. Адептом говорухинской формулы — «Россия, которую мы потеряли», я никогда не был. А если мне не были близки монархисты, не были близки необольшевики и неолибералы, то кого выбирать? Были, конечно, еще анархисты, социал-демократы, но для меня выбор был логичен — эсеры, то есть, не западники, а «революционные славянофилы.

(«Народнические идеи могут объединить всех» // «Русская планета»)

Идеи народников (одновременно социальные, демократические и национальные) могли бы стать хорошим подспорьем в деятельности как левых, так и правых. Но левые либо держались за ортодоксию, либо ухватились за социал-демократию и экзотическое левачество (типа «троцкизма»). Правые же оказались в плену у «черносотенства», притягательного своей невзыскательной брутальностью. Ну, а для чуть более взыскательных в распоряжении был фашизм. К сожалению, народничество так и не возродилось как политическое движение, что лишало русскую свободу одной из важнейших идейно-политических опор.

Сама русская свобода была задушена, но целых пять лет её существования наложили серьезный отпечаток на русское национальное сознание. Такое просто так не проходит, и такое рано или поздно, но вспыхнет. Да что там, уже вспыхнуло — в 2011-2012 годах! Тогдашние события показали, что социальная апатия, столь вдохновлявшая бюрократию, призрачна, что люди готовы подняться на протест, только не достаёт, как сказали бы раньше, «субъективного фактора».

Перестройка всё-таки перепахала души людей, хотя бы уже и тем огромным, можно даже сказать, невиданным объёмом информации, который был поглощён после снятия запретов на имена и мысли. Открыты и доступны оказались самые разные мыслители самых разных направлений. Это, конечно, может встретить презрительное фырканье «консервативных» противников «швабоды», но им бы стоило задуматься над тем, что русский читатель получил доступ к трудам не только «свободолюбцев» всех мастей, но и «пламенных реакционеров». Да и, вообще, попробовали бы они в доперестроечное время поругать свободу и демократию как таковые! Коммунисты ведь относились к ним очень трепетно, естественно, вкладывая свой, особый смысл.

И надо заметить, что сие информационное пиршество продолжается до сих пор, пожалуй, это единственное, чего не смогли отнять могильщики русской свободы. На прилавках книжных магазинах можно приобрести книги самых разных авторов, что вполне укладывается в рыночную логику — спрос рождает предложение. И подавить этот спрос можно только свернув сам рынок, чего вчерашние пламенные капитализаторы и приватизаторы никогда и ни за что не сделают.

Перестройка продемонстрировала — русские любят свободу и могут серьезно бороться за неё. Массовое движение не прекратилось после августа 1991 года, напротив, оно вспыхнуло с новой силой. И хоть протестующие предпочитали выходить уже под красными флагами, понятно, что это была просто реакция отторжения происходящего. Никакой возврат к СССР был уже просто невозможен, но вполне возможным было бы дальнейшее развитие советских институтов. И масштаб выступлений был грандиозным.

После окончательного крушения КПСС, в ноябре 1991 года на Манежную площадь вышло 50 тысяч человек, протестующих уже против ельцинизма. А в марте 1992 года 150 тысяч москвичей вышли на Народное Вече (да, именно Вече!). Кстати, и в 1993 году, в октябре — русские вышли именно на Вече, так официально называлась акция, закончившаяся прорывом блокады русского парламента. В 1992-1993 году были грандиозные митинги, акция 9 мая 1993 года закончилась прорывом народа на Красную площадь. Тогда могли бы и Ельцина скинуть.

Увы, слишком долго медлили и перегрели людей. Да ведь, собственно говоря, кто был во главе протеста? Во многом, те же политики, которые ещё вчера были за Ельцина, но почувствовали себя обделенными. (Забегая сильно вперед, скажу, что в 2012 году примерно та же, по уровню политического мышления, публика слила народный протест, а сами русские еще раз показали, что они любят свободу и готовы бороться за неё.) Но после 1993 года, после провала «лидеров», после расстрела свободно выбранного парламента, после циничной поддержки Западом всего этого позора — что-то надломилось в нас, на долгое время. Но время, как известно, и лечит.

И, напоследок, по поводу «китайских страданий». Многие до сих пор сокрушаются, что у нас не была реализована модель постепенного реформирования экономики — без реформ в политике, которую реализовали в Китае. Но сравнивать СССР 1980-х годов и КНР тех же лет бессмысленно. В Поднебесной реформы начались сразу после смерти «китайского Сталина» — Мао Цзедуна. У нас же их проведение затянулось на тридцать лет, и идти «китайским» путём было уже поздно. Не будь перестройки, СССР развалился бы всё равно, но только уже совсем мгновенно и, наверняка, по «югославскому» сценарию. А все мерзости «рыночных реформ» а ля «гайдаро-чубайс» всё равно бы свершились, но только уже без пяти лет русской свободы. И пусть её задушили, но она успела сделать своё дело. Теперь вопрос только во времени.

12 789

Читайте также

Общество
Вы были правы, Абрам Терц!

Вы были правы, Абрам Терц!

Предсказанная Синявским метаморфоза («смена коммунистического деспотизма другой разновидностью деспотизма — под национально-религиозным флагом») оказалась, как он и опасался, вполне «исторически осуществимой».

Алексей Широпаев
Политика
Турция: Эрдоган минус Довутоглу

Турция: Эрдоган минус Довутоглу

Эрдоган станет «султаном»? Вряд ли. Турецкая публика куда менее безропотная и пассивная, чем российская, она способна на спонтанные уличные действия — вплоть до майданов. Все же с приходом Ататюрка целое столетие турок приучали к демократии, в то время как в России шел обратный процесс — народ прошел «школу рабства», какой не знала история. Поэтому понятие «гражданское общество» в Турции — уже не пустой звук.

Владимир Скрипов
Политика
«Терра инкогнита» в анфас и профиль

«Терра инкогнита» в анфас и профиль

Албанцы довольно легко интегрируются в евроструктуры. В НАТО они уже с 2009 года. И в тот же год — задолго до Украины и Грузии — поставлены в престижную очередь в ЕС под брендом ассоциативного членства. При ее бедности и нестабильности в отношениях с соседями, особенно с Сербией, возникают вполне естественные вопросы: как ей удается добиться к себе такого расположения Брюсселя?

Владимир Скрипов