PEGIDA — не болезнь. Это симптом
22 декабря, Дрезден. Демонстрация движения PEGIDA: собравшиеся поют рождественские песенки. Но не только…
Писательница Моника Марон отправилась на Рождество в Дрезден, чтобы своими глазами увидеть картину народного возмущения. Она не разделяет обеспокоенности политиков и выступает за свободу выражения мнений.
Моника МаронВ самый канун Рождества Моника Марон вместе с другом и коллегой Петером Шнайдером прибыли в Дрезден. Они хотели воочию наблюдать «феномен ПЕГИДА», находящийся в фокусе медийного и политического скандала. Пены и мусора вокруг нанесено достаточно. В самом деле, тяжело найти слова и соблюсти правильный тон — дискуссионная атмосфера пропитана ядом взаимных обвинений, яростью, обидой, презрением и отторжением настолько, что звенит в ушах. И как вообще может выглядеть диалог между ПЕГИДА и политиками? Демонстранты выкричали свой протест «городу и миру», ответ они читают в газетах и видят по ТВ — казалось бы, чего ещё? Что можно добавить к крику снизу и окрикам сверху?
Нужно всё-таки разобраться — а откуда, собственно, взялась эта ярость, непримиримость и комсомольский задор официальных каналов и прессы? Задавая вопросы приверженцам ПЕГИДА, получаешь ответы, как минимум, расходящиеся с трактовкой упомянутых медиа. Да, говорят демонстранты, разумеется, предоставлять убежище тем, кто страдает от войны и политических преследований — наш долг, как людей цивилизованных. Но бесконечно содержать тех, кому отказано в праве на убежище — потому ли, что закончились военные действия, или потому, что соискатель просто хочет сесть на шею налогоплательщикам и свесить ножки — точно такой же долг, опять-таки, как цивилизованных людей. ПЕГИДА не требует лечь костьми на пути иммиграции. ПЕГИДА хочет — не больше, но и не меньше — чёткого, понятного, прозрачного законодательства, регулирования, отвечающего интересам страны, Европы в целом, а не фантазиям кучки ополоумевших леваков, никогда не видевших реальной жизни за оградой своих башен из слоновой кости. Ничего другого, настаивает Моника Марон, она не слышала на дрезденских улицах. Ничего похожего на то, что вкладывают в уста протестующих политики, испугавшиеся за свои тёплые, насиженные местечки. Никакого расизма, никакой ненависти к «понаехавшим». Никакого нацизма. Конечно, можно поспекулировать и предположить, что это они всё нарочно притворяются, а на самом деле… Но именно на этом месте всякие попытки диалога следует прекратить и отдаться во власть спекуляций. Или всё-таки остаться в рамках здравомыслия. Но вот этого как раз не происходит. С самого начала не происходило.
Моника Марон считает, что бурное отторжение и показательное негодование стали для ПЕГИДА настоящим «гормоном роста». Вас так сильно ненавидят — значит, вы сильны, вы важны, вы в центре внимания. И результаты опросов, опубликованные прессой, это, пожалуй, подтверждают. 30% немцев поддерживают ПЕГИДА «полностью и безоговорочно», 19% считают их скорее правыми, чем нет, 26% частично «за» и только 23% против. Получается, две трети немцев — расисты и прирождённые наци только потому, что считают ислам слишком большой опасностью для гражданского порядка в Германии и, шире, во всей Европе? Ксенофобы, исламофобы, расисты — такими ярлыками обвешивают сторонников ПЕГИДА в текущих «дебатах». В кавычках — потому что называть дебатами оголтелое шельмование этих людей не поворачивается язык.
PEGIDA — Patriotische Europäer gegen Islamisierung des Abendlandes (патриотические европейцы против исламизации Запада)Между тем, иронизирует Моника Марон, мне трудно разглядеть врагов среди критиков ислама и противников исламизации — а чем, как не попытками исламизации, можно назвать акции раздачи коранов всякому встречному-поперечному существами, заросшими неопрятными бородами и напоминающими троглодитов, прибывших прямиком из седьмого века на машине времени? Или мусульмане готовы считать непримиримым врагом всякого, кто без восторга относится к их полной диких предрассудков и первобытной ненависти к «неверным» религии, претендующей к тому же на тотальное верховенство во всех без исключения проявлениях политической, общественной и личной жизни? Ну, так это гораздо больше говорит о самих мусульманах, чем они, вероятно, хотели бы нам сообщить. А уж о «ненависти» им стоит вовсе помолчать — им, чей потенциал ненависти и уровень взаимного истребления таков, что от него весь мир лихорадит.
В происходящем, тем не менее, спешат отметиться все, кому не лень. Одни с пеной у рта оспаривают непреложную истину, заключающуюся в том, что Германия давно превратилась в страну иммиграции. Видимо, именно этим солипсистам мы и обязаны тем, что в Германии до сих пор не существует внятного иммиграционного законодательства. Другие ратуют за принудительное онемечивание, — вроде тех клоунов, что потребовали от учеников, родителей и учителей одной из берлинских школ разговаривать исключительно по-немецки всё время пребывания в школьных стенах. Непонятно, правда, как они собираются это контролировать. Не иначе, как приставив к каждому первоклашке генетически апробированного нибелунга с бритой башкой, в берцах и курточке «Тор Штейнар». Заодно и проблему занятости последних решим, хехе. Всё равно на большее, чем изображать вохру, эти мартышки не способны. Все вместе ратуют за двойное гражданство, что — на словах — упростит интеграцию, а на деле увеличит число голосующих на выборах. О головных мешках, супермечетях, «экскурсиях», из которых, по мнению мусульманских проповедников, все школьницы возвращаются беременными, и молитвенных помещениях в секулярных по определению государственных школах тоже пролито море слов. Зато о потрясающей, возмутительной и обескураживающей мягкости немецкой юстиции в отношении «культурных особенностей» некоторых чью-религию-нельзя-называть иммигрантов, коим судьи разрешают «согласно народному обычаю» лупцевать жён всем, что под руку попадётся, говорится слишком мало.
Исламизация начинается не тогда, когда мусульманам разрешают брать отгул в мусульманский праздник и даже не там, где открывается факультет по подготовке «патентованных» имамов. Исламизация начинается, когда принципы правового государства, основы цивилизации подчиняют беспардонной наглости религиозно окрашенного экстремизма. Не нужно быть «пегидарианцем», чтобы требовать от государства встать на защиту с таким трудом, таким потом и кровью завоёванных основ гражданского общества, на защиту ценностей просвещения, вызывающих у приверженцев «религии мира и добра» бешеную, неудержимую ненависть. Государство только тогда вправе требовать от нас лояльности, когда само внимательно прислушивается к нам, когда оно в состоянии указать чёткую границу, переступать которую веруны в магическую мощь волос на морде не посмеют ни при каких условиях — или сдохнут. И если среди иммигрантов из исламских стран у нас появятся единомышленники, поддерживающие нас в нашем «я стою здесь и не могу иначе», — мы примем их с распростёртыми объятиями. Таким, как Сейран Атеш, Некла Келек, Хамед Абдель Самад, Акиф Пиринчи, кому меньше всех нас вместе взятых хочется, чтобы ислам чувствовал себя в Европе, как у себя дома в пустыне, заглядывая к нам под одеяло и запуская жадные руки в наши карманы, мы можем — и обязаны — предложить не только вялую руку дружбы, но и стальной кулак защиты от посягательств на их свободу думать и жить среди нас по собственной воле в согласии с принципами нашей свободы. И если бритоголовая братия вдруг (во что я лично слабо верю — пока что из бравых «правых» экстремистов почему-то получались лишь исламисты) захочет быть кастетом на этом кулаке вместо того, чтобы впустую махаться в пивных и на стадионах — что ж, добро пожаловать в ряды!
Но пока что исусики всех цветов радуги требуют от правительства ослабить давление на мусульманские сообщества и вывести секулярные силы за рамки диалога с исламом. Собственно говоря, а почему мы всё время трындим о «пяти миллионах мусульман» в Германии, тем самым уступая претензиям ислама на вечную власть над этими людьми — и не только над ними, но и над их потомками аллах ведает до какого колена?! Что, разве человек, родившийся в семье выходцев из мусульманской страны, обязан оставаться мусульманином? Мы что же, владеем неопровержимой статистикой, сколько живущих среди нас турок, персов, арабов являются строго соблюдающими мусульманами и хотят, прямо кушать не в состоянии, того же, что и наевшие харю на государственных подачках дикари в балахонах? Мусульманство — это что, генетический маркёр, что ли?! На самом деле нужно понимать разницу не между условным Пьером и условным Хамедом, а разницу между белым-пребелым-разнемецким Пьером Фогелем, размахивающим кораном перед нашим носом, и смуглым-раскудрявым Абдель Самадом, защищающий свою и нашу свободу потому, что наша свобода — это его свобода в самом прямом и непосредственном смысле и выражении. И тем, кто готов поставить на кон принципы правового государства ради сиюминутных политических интересов, нужно крепко врезать по наглой рыжей морде, невзирая на заслуги тевтонских пращуров.
Поэтому, прежде чем торопиться заклеймить расистско-нацистские предрассудки дрезденских демонстрантов, стоит задуматься: когда господин Мациек, председатель коалиции мусульманских организаций ФРГ, вольготно развалясь в султанской позе на диване очередного ток-шоу, мягкими красивыми жестами ухоженных полных рук убеждает нас в том, что «салафиты не имеют ничего общего с исламом» — он в самом деле так думает или всего лишь оформляет запрос на госдотации? Или нам лучше направить эти средства на то, чтобы рождённые уже в Германии дети из арабских и турецких семей пришли в отлично оборудованную школу, где доброжелательные, но не дающие им спуску учителя заставят их научиться уважать, ценить и защищать свободу, благодаря которой родители этих детей вообще здесь оказались?
С той поры, как ставшие неотъемлемой частью истеблишмента политические партии — от христианских демократов до либералов и социалистов — предоставили консервативную часть избирателей самим себе и ввязались в нескончаемую борьбу нанайских мальчиков за места «по центру», с той поры, как всякое меньшинство принялось претендовать не столько на место в обществе равных, сколько на особое отношение и особые привилегии просто по факту своего меньшинства, — с той поры оставалось лишь вопросом времени, когда — и в каком виде — политическая воля консервативного крыла проявит себя.
И она проявила.
Поэтому, прежде чем воротить нос от движений, подобных ПЕГИДА или «Альтернатива для Германии», нужно понять, что их появление — не более, чем следствие собственных ошибок истеблишмента. Нытьё «никаких нервов не хватает» и «о чём с ними разговаривать» не может быть принято в оправдание. И тот, кто не владеет риторическим искусством и не располагает должным самообладанием, чтобы вести дискуссию, должен немедленно прекратить болтовню о «свободе слова», нарядиться в саван и отправиться подыхать в Лугандонию или пакистанскую Зону племён, потому что именно там собрались их настоящие сторонники. А в предрождественский понедельник на Театральную площадь Дрездена пришли те, кто осознаёт себя народом, кто готов к диалогу и возмущён лживостью больших медиа. Тому, кому не достаёт слов ответить на «Wir sind das Volk!» и «Lügenpresse, Lügenpresse!», нечего делать ни в прессе, ни в политике. И тем, кому не нравится «плохой» народ, желающий на Рождество пить глинтвейн и распевать рождественские песенки, кто «с пониманием» относится к жажде правовернутых перебить все окна, поскольку оконные рамы напоминают им «оскорбительные» кресты, должны с тем же, если не с большим пониманием слушать, что кричит им улица во все лёгкие пусть даже и такого сомнительного типа, как Лутц Бахманн. В конце концов, для того и нужна свобода собраний, чтобы можно было выйти на улицу и крикнуть Бахманну что-нибудь в ответ. Желательно, что бы это «что-нибудь» было наполнено смыслом и перспективой, а то получится даже не смешно, а просто жалко.
Кстати, на этот раз среди дрездненских демонстрантов было полным-полно молодых мужчин — в отличие от картинки, транслируемой с прежних мероприятий движения. Возможно, потому, что мамы и бабушки занимались приготовлением к главному празднику. А, может, и потому, что бесконечный озлоблённый вой, будто на демонстрации ПЕГИДА собираются сплошь скинхеды, вызвал у нормальных людей, не являющихся ни расистами, ни ксенофобами, ни тем более нацистами, понятное и здоровое желание показать, что всё немножко совсем не так. Скинхеды, конечно, никуда не делись. Но рассмотреть их в толпе стало крайне сложно — не говоря уж о том, чтобы расслышать.
И с этими молодыми людьми, хочется или нет, придётся разговаривать. Слушать и прилагать усилия к тому, чтобы быть услышанными. Перестать твердить заклинания о свободе слова и самовыражения, запрещая любые обсуждения неудобных тем и вопросов. Снова научиться терпеть иные мнения, прекратив завистливо коситься в сторону кремлёвской клептократии, безнаказанно целующей мальчиков в живот, и чьи пресс-шавки без всякого стеснения распинают снегирей в кровавых трусиках на глазах у всего офонаревшего человечества.
Вот тут уж точно никакие разногласия неуместны.
По мотивам Pegida ist keine Krankheit, Pegida ist das Symptom
