Российские консерваторы — зачем они?
29 марта в центре Новосибирска собрались несколько тысяч человек, с флагами, крестами и иконами — итоги мероприятия известны: церковь победила театр, и очи зрителей не оскорбят более никакие крамольные «Тангейзеры». В начале месяца общественность поразили новостью о продаже солдатиков вермахта в «Детском мире». По факту «преступления» было возбуждено уголовное дело, и либеральный интернет получил новую мишень для насмешек (зато патриотичные внуки дошедших до Берлина дедов вероятно остались довольны столь решительной борьбой против вопиющего злодеяния). 6 апреля суд в Санкт- Петербурге постановил заблокировать группу помощи ЛГБТ- подросткам «Дети - 404». Подобным дерзким инициативам нет места в патриархальном обществе. К чему такими темпами мы придём через полгода? К решению закрыть границы? Или, может, к массовым репрессиям и практике расстрелов изменников Родины, воодушевившись грядущими майскими одами «чудесному грузину»? Что это — новые тренды или агония умирающего политического организма? Страна переживает пароксизм патриотизма и в стремлении сберечь традиционные ценности мифического русского мира забывает о том, что время, которое хотят повернуть назад, все равно движется вперёд, только задом...
Любовь к Родине у русских всегда «иная», «непонятная». Вроде бы и счастья в российской действительности не найти, но вот упадёт листочек березки на плечо, послышится милый сердцу напев группы «Любэ», и жить становится лучше, жить становится веселее. Родину не выбирают, земля эта нашими дедами вспахана и кровью их освящена. Отчизну такую не любить невозможно, — прав истинный патриот! Беречь её надо, хранить от врагов и растлителей. Если русский либерализм неразрывно связан с «национал-предательством», то, говоря о патриотах, мы подразумеваем, в первую очередь, «здоровых консерваторов».
«Монастырь наш — Россия!» — в предсмертном бреду писал склонный к религиозному экстазу Гоголь. Обретение духовности — вот путь к постижению Отчизны. В этом убеждены и современные российские консерваторы.
Согласно идеологам крупнейшей консервативной партии РФ и главной хранительницы «духовных скреп» — «Единой России», в основе плана построения будущего российского государства должны лежать традиции национальной культуры:
Ценностные ориентации человеколюбия, милосердия, сострадания, служения, творческого подвига, соборности, духовно-нравственного совершенствования, являющиеся неизменной сердцевиной российской культуры, утверждаются в качестве фундамента оптимальной стратегии развития страны.
Особое место отводится так называемым национальным святыням, которые превращают российскую демократию в агиократию (новейший, хотя уже и избитый пример — «сакральное» пространство Крыма). В том же духе писал и любимый философ нынешнего президента РФ В. В. Путина — И. А. Ильин, которого, соответственно, единороссы принимают за вершину консервативной мысли:
Оно {государство} покоится на братском единении русских людей, на их верности Богу, Отечеству, государственной власти и закону.
Основная функция Российского Государства, согласно философии Ильина, служение делу Божьему на земле.
Очевидно, новообразовавшийся после распада Советского Союза народ, хотя и перестал строить безбожный коммунизм, однако — если следовать «духовно-божественной» логике единороссов, — всё же сбился с пути истинного и уже более 20 лет блуждает по пустыне. Даже при возросшей консервативной истерии процент истинно верующих в России ничтожно мал — по этому поводу часто сетуют православные священники. Всплеск внимания к «национальным святыням», доходящий до абсурда, наглядно демонстрирует, что заявленную агиократическую парадигму в XXI веке даже с натяжкой нельзя назвать серьёзной и конкурентоспособной. Первый Рим пал, второй Рим — пал, а третий, если он и был, то сегодня падает — политически, финансово-экономиически, культурно, социально — всё отчетливей и без надежды удержаться хотя бы «на коленах».
Для консерваторов «правильная» Россия — застывшее воплощение тишины и сна. А воплощение национального характера — Илья Ильич Обломов — является одновременно воплощением идеальной фундаментально апатичной гражданской позиции. Лежат веками такие Обломовы на печи ли, на диване ли, от мух лениво отмахиваются, а мудрый государь-батюшка в это время о народе печётся.
«Народолюбие» правящего класса в России традиционно заключает в себе нотку презрения, как любовь пастуха (и одновременно бойкого едока баранины) — к стаду неразумных овец. Русская консервативная традиция неразрывно связана с имперской системой государственного устройства, в основе которой лежат поддерживаемый христианскими ценностями приоритет государственного над частным и лояльность любому, даже плохому правителю: «Ибо нет власти не от Бога». Русская политическая традиция — традиция подавления и террора. При такой системе власти «обломовщина» — своего рода инстинкт самосохранения. И религия сильна как сладость утешающего самообмана: легенды о храмах и монастырях, чудодейственных иконах, надежды на доброго царя — помазанника Божьего с окружающими его коварными боярами. Убрать бояр, и заживём...
Всё чаще слышится: Россия восстанет из гроба, Россия поднимется с колен. Вспомним российскую историю: в моменты триумфа державы на коленях стоял обескровленный народ. Любители «старины», ратующие за традиционные устои, каким прошлым предлагают они восхищаться? По мнению известного «идеолога» консерватизма и убежденного монархиста Никиты Михалкова электорат консерваторов — это вся «здоровая часть нашего общества», «огромное немногословное большинство», которое «тащит страну на себе», упорно учится и трудится, исправно платит налоги и не любит бездельников и болтунов. Но реалии России таковы, что тот, кто считает себя разумным гражданином и выступает за консерватизм, должен быть готов принять «схиму арестанта» в тюремных по своей многовековой сути отношениях «государство — человек». Вот вам статус раба, получите — распишитесь. Не нравится? Но ведь и Михалков в ряду главных талантов русского человека называет «умение достойно подчиняться авторитетной силе». Вопросы к истории России, и ответы — в ней.
Впрочем, настоящий патриот не постыдится себя рабом Отечества назвать. Российская империя поражала необъятным величием, СССР имел статус сверхдержавы, и за Россию, как достойную наследницу, говорят патриотические историки, можно было и костьми лечь. Но есть ли у нынешнего государства потенциал мирового лидера? «Мы не нация торгашей, мы нация героев!» — воскликнул бы Никита Михалков.
Главное достоинство консерватизма — стабильность, главный же его недостаток — стратегический тупик. Консерватизм всегда являлся лишь реакцией на изменения в обществе, а Россия — страна, не имеющая возможности органично вписаться в стремительно меняющийся мир. «Россия — это европейская страна», — заявил лет десять назад в одном из выступлений перед однопартийцами серый кардинал «Единой России» Владислав Сурков. И тут же справедливо заметил, что без сильной централизованной власти России не быть:
Лично мне не интересно будущее, в котором нет ничего русского. Будущее без России не стоит того, чтобы о нем говорить.... За пределами собственной культуры будущего у России нет.
С исчезновением жесткого авторитарного давления сверху страна Россия попросту пропадёт с карты мира. Но в то же время самодержавная система правления ни в коем случае не может быть признана европейской. А кроме того, она не имеет никакой возможности интегрироваться в современную реальность, отчего и вынуждена обороняться от действительности, не желая признавать, что сказочные времена всевластительного царя Гороха ушли безвозвратно... активнее изучать идеологические документы Президента и партии.
Всё или ничего: диктатура или крах. Среди консерваторов популярна идея о том, что великому народу уготована великая судьба. В сохранении исконных ценностей угадывается историческое предназначение российской нации. Но существует ли эта нация?
Автор культовой книги «Воображаемые сообщества», социолог Бенедикт Андерсон определял любую нацию как неизбежно ограниченное воображенное политическое сообщество. С этой точки зрения, стоит ли умирать и убивать за «ограниченный продукт воображения»?..
Подводя итог своим рассуждениям, отмечу, что, безусловно, никакие доводы не переубедят человека, привыкшего гордо именовать себя патриотом. Замечу лишь, что той России, которая была — уже нет и никогда не будет. Ни Александра I, триумфально въехавшего в покоренный Париж, ни Сталина, диктовавшего условия европейским странам, ни даже Горбачева, на равных «братавшегося» с Рейганом и Бушем. И той Европы, которая была, — тоже нет и не будет. Мир вступил в новую эпоху, во многом перешагивающую через архаический культ «незыблемости границ и неприкосновенности национальных суверенитетов».
Упадок Римской империи длился столетия... она медленно тлела. И Россия, великая и грозная Россия, уже мертва и то, что наблюдаем мы сейчас — лишь гниение, сопровождаемое мерцающими огоньками морального разложения и соответствующим пропагандистским ароматом. Прощальный бенефис, карикатура на былое. Склонимся перед величием прошлого, каким бы оно ни было, но нет желания жить на коленях в настоящем. Мифическому российскому народу как имперскому целому история выносит свой беспощадный приговор. «Кремли у нас в сердце, цари — в голове». Эти монархически завороженные сердца и головы неумолимо утекают в прошлое. Будущего у них нет.
