Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт. Лекция о Власовском движении и позиции германского командования

Значит, пришло 21 – 22 июня 1941 года, и начальник штаба Среднего участка генерал Гратинас заявил нам, что через три или пять недель мы будем в Москве. Действительно, за первые три или пять недель германские войска не только перешли границу, но и достигли крупных успехов. Не до Москвы дошли, но всё-таки они заняли линию Полоцк – Орша – Бобруйск – Коростень –Житомир – Умань… То есть фронт был перенесен на восток на 500 – 800 км. Это был крупный успех, и около 40 миллионов, быть может, 50 миллионов русского населения попало под немецкое влияние. Были сотни тысяч военнопленных – задача, с которой Германское командование и в первые месяцы, и потом не могло справиться. 

Я не хочу уменьшить заслуг Германского командования и заслуг германского солдата, но считаю нужным указать, что этот крупнейший в истории успех был возможен только благодаря поддержке русского населения и русского солдата Красной армии. Но этой теме можно посвятить целую книгу, чтобы в этих деталях разобраться – почему, и как, и т.д. и т.п. Нельзя вот так обобщать, но всё-таки без поддержки русского населения это всё было бы абсолютно невозможно. 

Каковы же были военные и политические задачи, которые поставило себе германское правительство Третьего Рейха? Я лично свидетель того, что фельдмаршал, командовавший армией и направлением на Москву, фон Бок, об этом ничего не знал. Я лично после войны беседовал с командующим Северным фронтом, фельдмаршалом фон Леебом, который наступал на Ленинград, и наступление которого было приостановлено, который тоже не знал, почему мы приостановили это наступление – ему сказали, что нельзя прокормить двухмиллионный город. Он этого не понял, потому что было население в 40 миллионов, и не всё ли равно, прокормить 40 миллионов или 42 миллиона? Но его приостановили и не разрешили ему наступать. Боку не разрешили наступать на Москву, наоборот, три или пять дивизий были направлены на Северный фронт или на Южный фронт, и только перед последним наступлением на Москву к нему эти дивизии вернулись. Но на Москву наци смотрели не как на политический центр, а как на тактический, оперативный центр. В этом заключалась, очевидно, вся загвоздка. Опять-таки, у меня есть такая масса деталей, и так много на эту тему личных переживаний, которые я не могу рассказать здесь, ибо тогда я не кончу скоро свой доклад. 

Я был послан фельдмаршалом Боком в Берлин, к министру Розенбергу для того, чтобы узнать, какие же цели политические имеет правительство Третьего Рейха. И я там узнал, что это не освобождение, а цель – завоевание. Причем сказали, что цели всё еще не выяснены, Гиммлер стоит на такой точке зрения, Министерство пропаганды стоит на такой точке зрения, мы тоже не согласны, у нас тоже нет совершенно ясной программы того, что касается Украины, что касается балтийских национальностей – эстов, литовцев и латвийцев. Но, что касается русского народа, то тут определенно политика не дала отодвинуть этот народ на восток, но возможно, что и эта политика изменится. Это немецкая сторона. Русское население, эстонцы, балтийцы и латыши встретили германские войска как освободителей, но практические меры, которые были приняты в оккупированных областях, они стали вызывать с каждым днем всё больше и больше сомнений в действительных целях Германского командования. 

Нужно сказать, что в то время (это был, может быть, сентябрь – октябрь – ноябрь [1942 г.]) в Смоленске был создан т.н. Русский комитет – это была группа русских людей, которые согласились создать комитет и, если нужно, правительство для того, чтобы возглавить, какое-то русское освободительное движение. Причем условием они поставили границы, какими они были до войны, потом русская администрация, Русская армия. 

Я сам эту докладную записку передал фельдмаршалуфон Боку. И [то сообщение, которое приняли из] Смоленска, это отличный подарок был ему. И в течение трех недель фельдмаршал много раз звонил в Ставку и спрашивал – будет ли ответ на это предложение? Через три или четыре недели последовал ответ, что ответа не будет, и что фельдмаршалу нечего вмешиваться в политические дела, так как это дело Верховного командования или Германского правительства. Фельдмаршал Бок решил пойти другим путем: фельдмаршал сказал, что «если я не имею права вмешиваться в политические дела, то я с военной точки зрения постараюсь сделать то, что я могу». И он нам дал наказ составить ему проект о составлении Русской армии в количестве 200.000 человек. 

Мы этот проект сделали, послали его, и через, наверное, 10 – 12 дней мы получили ответ от фельдмаршала фон Браухича, который тогда был командующим всеми войсками, тогда еще Гитлер не был командующим, в котором он написал: «Считаю решающим фактором для ведения и окончания войны» на наши предложения о составлении этой армии. 6 декабря фельдмаршал фон Браухич был уволен в отставку. 18 декабря фельдмаршал фон Бок был уволен в отставку. И этот весь проект был практически аннулирован. Из него как последняя маленькая частичка оказалось формирование в Осинторфе [в 1942 году]. Это предшествующее РОА формирование, бригады в Осинторфе, о которой профессор Артемьев вам может больше рассказать, чем я, или может больше Паттерсон рассказать, потому что он больше знает, чем я.

В декабре [1941 г.] последовал контрудар Красной армии под Москвой, и только в результате неимоверных усилий удалось восстановить фронт. Но, наверное, поражение под Москвой было решающим фактором этой войны. А не, как люди говорят, Сталинград, – это мое личное мнение. 

Я себе отморозил ногу, был переведен в лазарет, и из лазарета уже не попал к фельдмаршалу, потому что его уже не было, а был назначен офицером поручений в Генеральный штаб. Тут я познакомился с группой офицеров, которые в это время, это значит, весной или в начале лета 1942-го года, стояли на позициях, что война против Советского Союза не может быть закончена лишь на основании оперативных и тактических принципов, но было применено новое, так сказать, понятие «politische Kriegsführung» – «политическое ведение войны», на которое военные могли пойти. Эти идеи о возглавлении такого politische Kriegsführung c каким-нибудь [русским] лидером у немцев не существовала, она родилась после. Это не было так, как говорится в книгах Фишера или Даллена о том, что ждали кого-то, чтобы его, так сказать, посадить начальником Освободительного движения. Нет. Только после того, как генерал Власов написал свое первое воззвание, и после того, как на это воззвание откликнулась другая сторона, после этого офицеры Генерального штаба заговорили, что нужно такого человека поставить во главе Освободительного движения. Так что не то, чтобы его сделали чем-то, но он сделал что-то. Я не знаю, ясно ли я это сказал. В результате многих переговоров с генералом Власовым он и написал это воззвание. 

Я, опять-таки, не могу останавливаться тут подробно на деталях, но начальник Генерального штаба [сухопутных войск Вермахта], генерал Гальдер, спасовал, если можно так сказать, в проведении идеи этой т.н. politische Kriegsführung. Он, вместо того, чтобы настоять на том, что теперь нужно сделать перелом, переворот и так далее, он спасовал перед Гитлером в этом отношении. 

Оказывается, что офицеры Генерального штаба, которые ясно видели это положение, не имели свободы действий и ничего не могли сделать с этой фигурой, с этим генералом, Власовым. Единственная должность, на которой они его могли поместить, где существовала известная свобода, была «агент пропаганды». Агент пропаганды был при Верховном командовании, но не Генерального штаба, который заведовал всеми операциями армии, а при обер-командовании Вермахта, в котором заведовали всеми операциями, и воздушными силами, и морскими силами, и так далее. И там сидел начальником пропаганды генерал фон Ведель. Туда, в этот штаб генерала фон Веделя был откомандирован генерал Власов, и туда, в этот штаб генерала фон Веделя был временно откомандирован и я.

Генеральный штаб уже осенью 42-го года утвердил штаты так называемого Русского пропагандного центра, о котором вы, может быть, слышали, который был центром всего Русского освободительного движения, и где мы имели право что-то говорить, что-то писать и что-то делать. Идея была из этого пропагандного движения перейти в настоящую действительность. 

Соглашения, которые офицеры Генерального штаба имели с генералом Власовым – так называемый простой gentlemen agreement – базировались на основании, что советский народ восстанет против Сталина, но что [русский] народ на этой стороне, на германской стороне, обезглавлен, что нужно было иметь какой-то центр, который руководил бы этим восстанием, этой борьбой за свободную национальную русскую действительность. И на это генерал Власов согласился. 

Одним из важных пунктов его соглашения было облегчение положения военнопленных. Опять-таки, можно на эту тему написать много томов. Положение военнопленных было ужасающее. И генерал Власов, в конце концов, когда он подал руку на это соглашение, он сказал, что «если я ничего не добьюсь в политической области, то я, во всяком случае, добьюсь облегчения участи военнопленных, и этим я перед историей и перед народом оправдаю шаг, на который я пошел». Об этом, о положении военнопленных, наверное,Т. Паттерсон вам расскажет больше завтра. Во всяком случае, важно отметить, что в это время немецкие офицеры еще не были уверены, какое положение в действительности занимать по отношению к Русскому освободительному движению. Поэтому соглашение с генералом Власовым было общим: борьба против Сталина и борьба против тех немецких кругов, которые хотели порабощения русского народа. 

Кто из них мог to win? Нам неизвестно, в конце концов, кто из них бы выиграл. Но немецкие офицеры Генерального штаба были уверены, что Гитлер не информирован в достаточной мере, что его нужно переубедить, что важнейшими противниками являются Гиммлер, Розенберг, Геббельс, Борман и другие люди вокруг Гитлера, которые удумали, что Гитлер сам, если ему всё это правильно изложить, изменит курс в пользу politische Kriegsführung, или в пользу свободной, независимой России. Это была коагуляция, которая оказалась неправильной.

Вчера вы мне говорили, что вот, было же написано в книге «Mein Kampf»… Но ведь это больше не считалось, ибо сегодня написано то, завтра другое… Во всяком случае, эти офицеры Генерального штаба верили, что еще возможен перелом. В декабре 1942-го года командующий Среднего участка генерал-фельдмаршал фон Клюге послал группу офицеров в Берлин, к министру Розенбергу, также и начальник Северного фронта послал группу офицеров, Генеральный штаб послал группу офицеров, в том числе, и генерал Вагнер, и состоялось знаменитое заседание у министра Розенберга, на котором генерал Штейнберг выступил с требованием изменения курса и разрешения составить Русское правительство.

Министр Розенберг, который заведовал всеми освобожденными, или завоеванными, областями, с этим даже согласился и поехал в Ставку к Гитлеру для того, чтобы сказать, мол, вот – предложение военных, а он сам боялся сказать, что, мол, это мое предложение, но это предложение военных, и поэтому прошу дать разрешение на изменение курса политики. Розенберг поехал в Ставку к Гитлеру, и ответ военные получили через генерал-фельдмаршала Кляйна, который был при Ставке Гитлера, и ответ был таков: «Военным нечего заниматься политическими задачами, это не ваше дело». И, таким образом, вся эта попытка офицеров Генерального штаба и этих двух командующих изменить политику в декабре 1942 года была сведена к нулю. 

Мы о ней, конечно, в декабре не узнали, мы узнали о ней на несколько месяцев позже. Но уже с декабря мы начали строительство в Дабендорфе. Были утверждены штаты для Русского центра, и ОКВ, то есть Пропагандный отдел имел 60 штатных должностей, и я получил 1200 человек от полковника Штауффенберга и от Генерального штаба. И, имея 1200 человек, мы начали строительство. И готовили центр для Русского освободительного комитета в Дабендорфе, для Администрации и для офицерского командования, если она будет, Русской освободительной армии. Нам было разрешено издавать две газеты, газета для военнопленных называлась «Заря», для добровольческих войск издавалась газета «Доброволец»… Одним словом, у нас там началась большая работа, в этом маленьком центре. 

Опять-таки, я не могу останавливаться на деталях. Целью нашей было прорваться с этим Русским освободительным движением к германской, или немецкой, действительности. Мы думали так: если бы освободительное движение будет распространено на всей оккупированной территории, то уже его больше не остановить. Г-н генерал Жиленков даже в 1945 году сказал министру Геббельсу, когда тот ему пригрозил, что мы можем закрыть, уничтожить Русское освободительное движение, то генерал Жиленков ему сказал: «Господин министр, кто открыл Америку?» Геббельс подумал: «Что такое?!» и ответил ему тогда, что Христофор Колумб. – «Ну, Вы знаете, что Христофор Колумб открыл Америку, а теперь, господин министр, попробуйте-ка закрыть Америку!» 

(Смех в зале)

Я теперь перечислю некоторые факты, указывающие, каким образом мы старались сделать из пропагандного движения действительное движение. Тут было, во-первых, создание Смоленского комитета, о котором вы, может быть, читали, это большая история, когда благодаря авантюре мы получили разрешение Розенберга сбросить это воззвание на ту сторону фронта, и тут уже немецкое командование, и особенно Люфтваффе, то есть Air Forces, сбросило эту листовку по ту сторону фронта, но распространять его по эту сторону фронта нам заранее запретили. Тогда из этого родилось, благодаря выдумке одного полковника и одного немецкого капитана, «Воззвание генерала Власова», и если даже Смоленский комитет [был бы] запрещен, а Власов не запрещен, то давайте воззвание под флагом генерала Власова, но всё это на этой стороне. 

И были две поездки генерала Власова – на Северный фронт и на участок Среднего фронта, встречи с населением, где его торжественно встречали. Но были и стычки с Германским командованием, потому что он сказал им: «Приглашаю вас когда-нибудь в Петербург», или в Петроград… Так вот, немцы обиделись и сказали: «Он, бывший пленный нас приглашает теперь туда?!» и так далее. И вот, целый ряд таких вещей произошел. В военном секторе было русское Андреевское знамя установлено, отправлен запрос о признании русских офицеров – оклады, пенсии, медицинская помощь… 

Это – большой процесс, и большая работа, которая была проведена за 1943-й год. Был учрежден для этого специальный штаб генерала Восточных войск, потом переименованный в Штаб начальника Добровольческих войск, в котором Петерсон сам вначале и работал. 

До 8 июня 1943 года отношение Гитлера к Русскому освободительному движению, окончательное, было для нас не выяснено, и все еще думали, что его удастся переубедить. Но 9 июня мы узнали через штаб генерала-фельдмаршала фон Клюге о том, что 8-го состоялось заседание у Гитлера, на котором присутствовали Кейтель, Йодль и начальник штаба [Генерального штаба сухопутных войск] Цейтцлер, потому что за это время уже убрали Гальдера. И что на этом заседании Гитлер заявил в этом кругу, что он и не думает выдвинуть генерала Власова на роли Пилсудского или генерала де Голля. «Забудьте!», - говорил он. – «Русским это еще можно сказать, что немецкие генералы не должны верить в то, что я в один прекрасный день изменю свою точку зрения – я своей точки зрения не изменю». И эти генералы – Цейтлер, Кейтель, Йодль и другие, окружавшие его, сказали: «Яволь, господин Гитлер!» 

Они подчинились этому, но они имели большой шанс, потому что у них были с собой докладные записки, написанные генералом Геленом и полковником фон Реном, в которых была изложена противоположная точка зрения. Они написали эту докладную записку за ночь, долго обговаривали отдельные ее пункты, но генерал Цейтлер эту докладную записку даже не представил. 

Это был, конечно, серьезнейший удар по Русскому освободительному движению, лишающий нас, практически, всех основ, но не всех надежд, потому что мы все думали, что мы должны продолжать борьбу, но уместна теперь и борьба против Сталина, и борьба против тех немецких кругов, которые хотят порабощения. У нас появилась новая программа – борьбы против Сталина и борьбы против Гитлера, то есть против того, кто ясно сказал, мол, я хочу порабощения. Это стало известно окончательно после этого заседания. Детали вы можете прочитать в статье Джорджа Фишера “Vlasov and Hitler, represented in private speculation” в The Journal of Modern History, №1, март 1951 года. Он там приводит детали этого заседания у Гитлера. 

Генерал Власов после этого хотел перейти на лагерный режим. Но он в лагерь не ушел, потому что его русские друзья уговорили его продолжать. И немецкие офицеры Генерального штаба из группы сопротивления, которое потом вылилось в 20 июля [1944 года], приехали к генералу Власову и с ним имели переговоры. Его просили продолжать свою борьбу. Он с этим тогда согласился. И поэтому он встал честно на этот путь, и поэтому Власова нельзя сравнить с Квислингом никаким образом, потому что он вел сознательно, во всяком случае, с 1943 года, с июня, эту борьбу, зная о том, что это было очень тяжело. 

В 1943 году идут атаки на Власова, на Дабендорф со всех сторон, главным образом, со стороны Гиммлера, но, к сожалению, и со стороны тех немецких военачальников, которые, узнав о решении Гитлера, встали на такую точку зрения, что теперь надо послушаться того, что говорит Верховный командующий. Гиммлер, подчеркнем, в 1943 году называет Власова свиньей и предателем. И в это время он еще не знал, что в среде СС, военные СС и высшие функционеры перешли уже в оппозицию, и высшие его офицеры думали, что нужно перейти к т.н. политическому ведению войны. В то же самое время, когда он обругал Власова, эти высшие начальники в чине генералов, в чине полковников стремились к сближению с Власовым. В то же самое время один немецкий министр и масса немецких статс-секретарей искали подходы к генералу Власову, потому что положение на фронте изменилось, и они видели, что так продолжать нельзя, и, не взирая на то, что Власов был в опале, эти лица искали, как раз, сближения с генералом. 

Летом 1944 года группа ССовских офицеров вокруг Гиммлера добивается встречи Гиммлера с генералом Власовым. Был назначен первый срок в июле, а затем, в силу известных событий, этот срок был перенесен на 16 сентября. 

За это время, за этот год – 1943-й и начало 1944-го года – произошли два важных события, имеющие значение для власовского движения. Во-первых, осенью 1943 года Гитлер, по настоянию Гиммлера, Кейтеля, Бормана решил разоружить все добровольческие части и послать их в угольные копи. А в этих частях служило в то время около 700 – 800 – 900 тысяч. Германские командиры на фронте протестовали против этого. Генерал Кёстринг, начальник Восточных войск, или Добровольческих войск потом, и даже тот самый начальник германского [Генерального] штаба Цейтцлер, который увильнул от всякой ответственности, не решились взять на себя эту задачу, и они пошли уговаривать Кейтеля и Гиммлера этого не делать. 

В результате они пришли к решению перебросить эти войска на запад. И тут был большой обман. Генерал Йодль обещал генералу Власову, что войска будут переброшены на запад, и там будут формироваться дивизии, корпуса, и будет создаваться Русская освободительная армия. Это был последний большой, крупный обман. И генерал Власов на это не пошел и хотел отказаться от этого дела. Но, опять-таки, офицеры, окружающие его, говорили, что нельзя оставить на произвол судьбы эти 500 – 600 – 700 – 800 тысяч человек, которые с 1941 года боролись на Восточном фронте и которые, в силу такого решения Германского командования, переброшены на запад. И они тоже имели право на такую точку зрения, но Власов тогда сказал, что «теперь это будут чистой воды наемники Германской армии, и поэтому я, как политический лидер, от них отказываюсь». Вот положение, которое трудно было объяснить [позднее] американскому командованию, когда, фактически, начались операции. 

Второе значительное событие – это путч германских офицеров 20 июля. Опять-таки, вы знаете, что на эту тему написано немного книг. Для власовского движения 20 июля означает обезглавливание той немецкой группы офицеров Генерального штаба, которые поддерживали власовское движение с начала, то есть с осени 1942 года. Вся эта группа офицеров, за исключением одного значительного, была уничтожена. Вы читали о том, что (я называю несколько имен) Штауффенберг, фон Кляйтер, генерал-квартирмейстер Вагнер, генерал Штырь, Вартенбург, Остер, Канарис, Роммель и многие другие – все они были уничтожены. И, таким образом, Власов, когда поехал к Гиммлеру, был без друзей и без базы. У него ничего не было. И, тем не менее, на этой встрече с Гиммлером он настоял на всех своих требованиях. 

Было решено создать «русский комитет» – Комитет освобождения народов России, было разрешено создать 10 русских дивизий, из которых потом остались только 3, был разрешен вопрос об «остовских» рабочих, которые по пайкам не добирали и должны были быть приравнены ко всем другим рабочим, было разрешение на снятие вот этого значка «Ост». И прошло несколько месяцев, пока всё это провели, но, во всяком случае, всё это было решено. И было значительное облегчение с получением пайков в лагерях русских военнопленных. 

Нужно сказать об общей картине к этому времени. Еще 6 июня англо-американцы начали наступательное движение на Французском фронте. 25 августа они заняли Париж. В мае-июне на Восточном фронте германские войска еще стоят в глубине неприятельской территории на линии Псков – Витебск – Орша – Могилев – Бобруйск – Пинск – Ковель – Гродно – Тернополь – Прут – Кишинев и до Черного моря. То есть в это время еще была достаточно большая территория, русская территория, занятая прусскими войсками. И осенью, когда начались переговоры о создании Русского освободительного движения, еще была база в людском отношении и в территориальном отношении. Что касается силы сопротивления германских войск, то никто не ожидал такого скорого окончания боевых действий на Восточном фронте. 

Но уже осенью картина резко изменилась. 30 августа – падение Бухареста, и Красная армия приближалась уже к Восточной Пруссии. Было совершенно ясно, что всё проиграно и что наступательных акций не может быть. И решением генерала Власова было сохранить всеми силами те силы, которые у него имеются – с тем, чтобы спасти какие-то кадры до того момента, когда англо-американские войска займут Западную Европу, и потом сказать: вот, у нас есть русские демократические силы в таком-то и таком-то составе. 

В этом направлении велись переговоры с чехами, в этом отношении велись переговоры с югославами, сербами, [исходя из этого] велись переговоры и с немцами. Всё это не привело, к сожалению, ни к чему, потому что было очень поздно. 

Я после встречи Власова с Гиммлером должен был «уйти в андерграунд», так что не могу рассказать ни о чем, что последовало после этого периода. Но об этом лучше мгут рассказать г-н Хантер Петерссон, а в первую очередь – г-н профессор Артемьев, который уже был командиром полка в составе тех новых дивизий, которые были организованы. Причем, опять-таки, очень интересно, что в начале СС хотели организовать эти две дивизии, а потом это было поручено генералу Восточных, или генералу Добровольческих войск Кёстрингу и полковнику Герре, и оба эти офицера, я думаю, сделали очень многое для того, чтобы помочь Русскому освободительному движению поставить на ноги свои дивизии. 

Я только в апреле 1945 года согласился по просьбе г-на Власова и немецкого генерала Ашенберга согласился перейти с Василием Федоровичем Малышкиным через фронт, к американской и английской армиям, и я имел две встречи с командующим 7-й армией генералом Патчем. Наша просьба сводилась к политическому убежищу для русских солдат и русских офицеров. 

Генерал Патч сделал всё возможное, отвечающее чести американского офицера и гражданина Америки. Но он сам не мог этот вопрос разрешить, он его передал Эйзенхауэру, а генерал Эйзенхауэр переслал в Вашингтон (я был парламентером вместе с генералом Малышкиным). И оттуда последовал ответ, что русские солдаты должны были сдаться на условиях для германских солдат. Я еще лично спросил генерала Патча о Женевской конвенции, потому что я был уполномоченным в Первую войну, уполномоченным Женевского Красного Креста по делам военнопленных и знал все эти параграфы, и это была моя задача. Но он сказал: «К сожалению, это не относится к Женевской конвенции». И этот генерал высказал генералу Малышкину определенную симпатию, он сказал: «Я Вас понимаю отлично, но я – солдат и должен служить и слушать приказания своего правительства». То есть он сказал то, что многие немецкие солдаты нам говорили в 1941-45 гг. – «Я солдат, я должен служить». 

Мы тогда ничего не знали о Ялтинском договоре, в котором говорилось о выдаче русских солдат. И вам, конечно, господа, известен трагический конец, насильственная выдача русских офицеров и солдат, добровольцев, американцами и англичанами, я на эту тему говорить не буду.

Разрешите закончить только одной маленькой историей, которая имела место несколько лет тому назад.

В Columbia Broadcasting Corporation был такой фильм о власовском движении, и перед этим фильмом они меня интервьюировали. И меня спросили, является ли генерал Власов предателем. Это был один из 10-12 вопросов, которые были заданы мне. И это в фильме не было показано. Я на этот вопрос ответил, опять-таки, вопросом: «Являются ли Бенджамин Франклин и Джордж Вашингтон предателями? С точки зрения английского короля – да. С точки зрения американского народа – они герои, а не предатели. Генерал Власов, с точки зрения Сталина, – предатель. Но и с точки зрения Гитлера он был тоже предателем. То есть он оказался в таком вдвойне трагическом положении. Но я уверен, что наступит день, когда русский народ признает генерала Власова и его соратников, и всех тех, кто с ним работали, как честных и отважных борцов за свободу народов и за право и достоинство человека. Но по сей день, господа, горе побежденному…»

(Аплодисменты)