За чернобыльскую колбасу отвечать будут?

Расскажите мне, знающие люди, была ли мировым сообществом либо постсоветской его частью хоть раз серьезно поднята проблема суда над советским режимом за Чернобыль?

Я прослушала книгу Алексиевич «Чернобыльская молитва». И порадовалась, что Нобелевская премия в этом году досталась действительно за то, что может существенно повлиять на развитие человечества.

Может ведь так быть, что книга Алексиевич поставит вопрос ответственности за Чернобыль. За то, что еще на этапе строительства станции оттуда сотнями тонн крали песок, щебень и даже графит. Крали технику и средства защиты. За то, что пропаганда скрывала масштабы аварии и ради соблюдения внешнего спокойствия выгоняла людей на демонстрации и сельхозработы. За то, что во избежание паники даже ликвидаторам не выдавали средства защиты. За то, что все склады гражданской обороны были либо разворованы, либо укомплектованы неликвидом. За то, что ликвидаторов-добровольцев вытаскивали ночью из постелей или днем — с рабочих мест и гнали на полгода чистить в Гомельской области грунт. За то, что на крышу реактора собирать графит посылали добровольно, но с отказавшимися разговаривала военная прокуратура. За то, что ученых не слушали, а давали в руки лопату. За то, что могильники выкапывали кое-как. За то, что разворовали зараженный скот, радиоактивную технику. За то, что могильник радиоактивных автомобилей распродали. За то, что избы и утварь выселенных деревень растащили по всему Союзу. За то, что мясо зараженных и лейкозных животных, кур добавляли в дорогую колбасу и отсылали за Урал либо на Каспий: в дорогую, потому что колбасу при дефиците гарантированно раскупят, но съедят по чуть-чуть, а за Урал, потому что надеялись, будто в пути уровень радиации в мясе снизится.

За то, что ради экономии компенсаций ликвидаторам в десятки, сотни раз занижали показатели полученного облучения? За то, что и поварам в лагере ликвидаторов, и солдатам, которые полгода жили возле реактора и дважды поднимались на его крышу, в радиационной книжке записывали дозу облучения 25 рентген, не больше, так как иначе командиру устраивали взбучку? А за то, что в это время у белорусской номенклатуры были свои, незараженные, стада под Минском и свои теплицы, отвечать никого не требовали?

За все это, за миллионы больных людей и тысячи, наверное, десятки тысяч, умерших, пытались судить? Ведь до сих пор живы те номенклатурщики, те КГБ-шники, а некоторые — у власти. У российской или белорусской власти.

Хоть кто-то где-то пытался обозначить, что таким режимам — коррумпированным, безответственным, лживым — иметь ядерную энергетику нельзя? Хоть кто-то в мире поднимал вопрос прямой связи между уровнем свободы СМИ в стране и ее ядерной опасностью для всего мира?

СМИ, свобода слова, пропаганда... Многим молодым россиянам кажется сегодня, что пропаганда в нашей стране достигла пика. Что страшнее быть не может. Что самый горький эффект пропаганды — проголосовать за Путина, потеряв работу, или поддержать войну, на которой погиб твой сын.

Но нет, бывали времена и пострашнее. В апреле-мае 1986 года белорусы выходили на полевые работы в уже навсегда выселенных деревнях и выпускали детей поиграть в мокрой от радиоактивной росы траве. Выходили и выпускали, ведь телевизор молчал. Сначала молчал, а потом заявил, будто все в порядке и будто народ советский, как один, героически, плечом к плечу, борется за чернобыльские урожаи.

Почитайте Алексиевич. Почитайте слова матерей, очнувшихся после той пропаганды. Почитайте тех, кто когда-то послушал телевизор и спустя два месяца хоронил детей.

Все вы, кто молча смотрел, как топчут наши газеты, как избивают журналистов, как приглаживают телеканалы, почитайте. Почитайте, хотя уже и поздно...